Анатолий Варшавский - Следы на дне

Может быть, все-таки действительно неравномерно распределили груз, балласт и пушки? Не следует также забывать о невесть откуда взявшемся шквальном ветре: возможно, дело заключается в том, что не подготовленной к такому напору ветра оказалась оснастка?

...Он затонул в Стокгольмской гавани, так и не успев отправиться в шхеры, где должен был возглавить резервную эскадру. По плану короля эта вспомогательная эскадра должна была в случае необходимости оказать немедленную помощь тем его кораблям, что блокировали Данциг и другие гавани на Прибалтийском побережье.

Война продолжалась. И борьба в ней велась не только за господство на Балтийском море. На карту было поставлено будущее Европы.

7. Нельзя сказать, чтобы о затонувшем корабле так уж сразу забыли. Помнили. В особенности охотники за сокровищами, которых и тогда насчитывалось немало. Но как будто не слишком удачными оказались их попытки. Удивляться тому не приходится. Еще достаточно несовершенными были "орудия производства", так, по старинке работали.

Удивляться следует другому: тому, например, что английский инженер Ян Бульмер умудрился на тридцатидвухметровой глубине посадить судно на киль, чем, кстати сказать, сам того не ведая, оказал важную услугу людям XX века.

Успешными оказались и работы (собственно, они сводились к тому, чтобы снять с судна, точнее, с палубы судна все, что сулило какую-то выгоду), проведенные инженером Гансом фон Трейлебеном совместно с Андреасом Пеккелем. В 1664 году они подняли со дна большинство бронзовых, украшенных резьбой тяжеленных пушек с "Вазы", многие в тонну или две весом.

Некий итальянский священник и исследователь Франческо Негри в своей книге, вышедшей в Падуе в 1700 году (он сам побывал в Стокгольме и видел ныряльщиков, спускавшихся к "Вазе"), рассказывает о том, как это происходило.

По его словам, ныряльщики облачались в водонепроницаемые эластичные кожаные костюмы. Колокол изготавливался из свинца. Он был высотой четыре фута и два дюйма. На расстоянии двадцати дюймов от кромки колокола находилась квадратная платформа из свинца, прикрепленная к колоколу цепями. Именно на нее становился при погружении ныряльщик, вооруженный шестифутовым багром и крюками.

На дне водолаз пребывал не более четверти часа. Необходимые сигналы он подавал, дергая за веревку, привязанную к колоколу.

По мере того как колокол погружался, вода поднималась, но она никогда не заполняла колокол полностью: под давлением воды в его верхней части всегда оставался воздух. Именно это и было необходимо водолазам.

Опасность заключалась в том, чтобы при опускании на дно колокол не накренился -- уйдет воздух, именно поэтому колокол делали из свинца.

...Трейлебену и его компаньону в конце концов изменило счастье. Проработав два года подряд впустую, они прекратили поиски.

8. Прошло триста с лишним лет. Закончилась очередная опустошительная и несправедливая война, в нее оказались втянутыми чуть ли не вся Европа, Соединенные Штаты, Австралия, Япония, Канада и множество других государств. Она вошла в историю под именем первой мировой войны.

Швеция в войне не участвовала, Швеция с 1815 года придерживалась нейтралитета. Именно поэтому в 1920 году она жила более или менее благополучно. И если те или иные жители Стокгольма и сидели с удочками возле моря, то главным образом ради собственного удовольствия: моцион, спорт.

Не то у рыбаков. Для них рыба -- это нелегкий труд. Это "хлеб наш насущный даждь нам днесь", это соленый пот и соленая волна, это источник пропитания. И потому, когда летом 1920 года некий рыбак убедился, что его якорь словно прирос ко дну, он, естественно, не очень обрадовался.

К счастью, неподалеку находился спасательный катер и один из ныряльщиков согласился за бутылку водки высвободить якорь.

С этого, собственно, все и началось. Выяснилось, что внизу остатки какого-то корабля и даже бронзовые пушки.

Происходило то, о чем мы рассказываем, возле островка Ландсорт, что в начале Стокгольмского архипелага. Стали доискиваться, что это могло быть за судно. И тогда вспомнили, что в 1628 году здесь сентябрьской ночью наткнулся на подводную скалу фрегат "Рихсникельн".

Пушки с "Рихсникельна" оказались немецкими, польскими и шведскими. Попали они после того, как их очистили, в Национальный морской музей в Стокгольме.

В общем все были довольны: моряк, который мог теперь безбоязненно опускать якорь в облюбованном месте; водолаз, получивший обещанную бутылку; музейные работники, заполучившие пушки начала XVII века, да еще из трех стран сразу.

И вот тут-то вспомнили о "Вазе". Пушки, правда, с нее в основном сняли давно. Но ведь не худо было разыскать само судно или хотя бы его остатки. Очень много интересных вещей можно, если повезет, разыскать на старом корабле. Если его не разметало в щепы, конечно, если оно, паче чаяния, как-то сохранилось.

Судя по тому, что писал Трейлебен, "Вазу" еще в его время начало заносить илом. Но может быть, это способствовало консервации судна?

Работы было начались (следовало прежде всего разыскать место, где потерпел крушение "Ваза"), но доведены до конца не были. Требовалось много денег, а будет ли толк -- неизвестно. Все-таки столько лет прошло. Может, кроме нескольких пушек да гнилых досок ничего и не добудешь? Стоит ли заниматься этим?

Все же кое-какие документы, относящиеся к гибели "Вазы", разыскали. И эти документы впоследствии сыграют свою роль, в особенности когда за дело возьмется Андерс Францен, сын архивариуса и сам по призванию ученый.

9. С юношеских лет увлекается Андерс Францен подводной археологией, проводит все свободное время в архивах, собирая сведения о затонувших на Балтике шведских военных фрегатах XVI и XVII веков. Ему хочется поднять такой фрегат.

Затея Францена вызывает улыбки. Находятся и такие, кто без обиняков говорит ему: "Несерьезно. Расстаньтесь со своей мечтой. Ничего путного не получится".

Но Францен -- человек упорный.

На одном из первых мест в его списке "Ваза".

К 1953 году Францен, как он сам потом расскажет, собрал вполне достаточную информацию. Можно было приступать к поискам.

Трудно сказать, вспоминал ли он в ту пору слова французского исследователя морских глубин и писателя Филиппа Диоле о том, что "затонувший корабль -- это целый мир, давно ушедший в небытие, это кусок застывшей жизни. На небольшом пространстве здесь собрано, сконцентрировано все, чем богата та или иная эпоха". Но впоследствии он поставит эти слова эпиграфом к изданному им фотоальбому.