В. Королюк - Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв.

О том, что вопросы господства на крупнейших международных торговых путях играли важную роль в политике киевского великого князя, свидетельствуют также и его походы на ятвягов и болгар. Подчинение ятвя-гов обеспечивало Киевской державе контроль над кратчайшим путем к Балтийскому морю по Западной Двине и Неману101. Здесь едва ли следует особенно подробно останавливаться на исключительной роли хазар и камских болгар, о походах на которых упоминает Иаков Мних, в тогдашней торговле между Востоком и Западом. Великий торговый путь на Восток шел тогда от Киева на Великие Булгары и спускался к расположенному в устье Волги Итилю, обходя владения воинственных кочевников-печенегов 102.

К сожалению, уже довольно многочисленная литература, пересматривающая традиционные, унаследованные от дворянско-буржуазной историографии взгляды на русско-польские отношения X в., как на отношения вражды и соперничества, до сих пор еще фактически не учитывается в наших больших сводных трудах по истории СССР и, Киевской Руси, где по-прежнему без всяких оговорок цитируется летописная статья 981 г., а летописная статья 992 г. рассматривается как свидетельство русско-польского конфликта 103. Еще более неоправданной представляется концепция, недавно сформулированная Б. Я- Раммом. Находясь явно под влиянием летописной статьи 981 г. в ее нынешней редакции, Б. Я- Рамм выводит из краткого сообщения Никоновской летописи о приходе в Киев в 979 г. послов к Яро-полку от папы римского104 явно не выдерживающее критики построение, согласно которому Мешко I оказывается союзником Ярополка против Владимира и посредником в организации латинской миссии на Руси 105. Не говоря уже о том, что данные Никоновской летописи не являются достаточной опорой для исследователя и сами нуждаются в специальном исследовании (о папских послах 979 г. ничего не знают другие источники), следует подчеркнуть, что сообщение Никоновской летописи, даже если бы оно и соответствовало действительности, ничего не доказывает относительно церковного посредничества Мешко. Если бы автор учел, что Польша в тот момент была в сущности еще языческой страной и не могла располагать сколько-нибудь солидными кадрами латинского духовенства, он, очевидно, не стал бы настаивать на своем предположении. А помимо того нет, конечно, никаких оснований полагать, что папское посольство, если бы даже оно было послано на Русь, должно было направляться сюда через земли непокорного полабо-прибалтийского славянства и Познань. Римским миссионерам, судя по примеру Адальберта Магдебургского в 60-е годы X в., гораздо проще и удобнее было пользоваться хорошо известной, оживленной торговой дорогой через давно христианизированную Чехию на Краков — Червенские города — Киев.

С какой бы точки зрения не подойти, таким образом, к гипотезе Б. Я- Рамма, ясно одно: Польша времен Меш-ко I была не в состоянии выступать форпостом папской политики на Востоке. Но если источники не дают оснований писать о польско-русских или русско-чешских конфликтах в X в., то некоторые косвенные их показания могут быть использованы для того, чтобы попытаться представить себе несколько шире польско-русское и чеш-ско-русское общение, причем не только в культурной и экономической, но и в политической области.

Уже сама летописная статья 996 (997) г. могла явиться результатом пребывания в Киеве посольств от чешского и польского Болеславов и от венгерского Стефана 106. Можно думать, что Познань и Прага обменивались с Киевом посольствами еще и до того времени. Если немецкие анналы сохранили известия о русских посольствах в Германию в 960 107 и 973 гг. 108, то нетрудно “предположить, что аналогичные посольства могли посещать и Прагу, через которую лежал самый удобный путь из Руси на Запад. Возможны и посольства из Киева в Познань и обратно, тем более, что, по свидетельству Ибрагима ибн Якуба, с середины 60-х годов X в. существовала общая польско-русская граница 109.

Столь же возможны также брачные связи между русской и польской, русской и чешской знатью того времени. В польской литературе высказывалось даже мнение, что уже в X в. существовали русско-польские династические связи110, конечно, как связи политические.

Источники, правда, не дают оснований для столь далеко идущих предположений, однако польско-русские браки между знатью вполне возможны, если учесть появление в великокняжеской семье и среди приближенных киевского князя таких польских имен, как Станислав и Владислав. Нельзя также исключать предположение, что среди русской знати могли появляться выходцы из Польши, а среди польской — выходцы из Руси. О двух “чехи-нях” — женах Владимира Святославича упоминает и русская летопись. Сыном одной из них был Святополк Владимирович111. А. В. Флоровский не решается, однако, на этом основании делать вывод о возможности заключения уже в X в. династических браков между Прже-мысловичами и Рюриковичами 112.

Короче говоря, политические связи между Русью и Польшей, Русью и Чехией были, очевидно, гораздо более оживленными и яркими, чем в состоянии их обрисовать сегодня историки, вынужденные к тому же постоянно оговариваться относительно предположительности своих суждений.

В литературе вопроса фактически нет сомнений относительно того, что приблизительно в 985 г. произошла крутая перемена в политическом курсе Мешко I по отношению к Империи и западному славянству1. Уже в этом же, 985 г., польские феодалы приняли активное участие в борьбе саксонских феодалов против восставшего в 983 г. полабо-прибалтийского славянства2.

Новый курс польского князя получил, по-видимому, окончательное оформление на съезде 986 г. в Кведлин-бурге, куда, наряду с Мешко, прибыл и Болеслав II Чешский. Чрезвычайно показательно, однако, что только относительно Мешко немецкий хронист Титмар Мерзебург-ский решился сказать: “В эти дни Мешко подчинился королю и среди других даров преподнес ему верблюда, а затем сопровождал его (Оттона III.— В. К.) в двух походах”3.

Титмар несомненно допустил ошибку, говоря о двух походах, в которых Мешко сопровождал Оттона III4. Более спорным представляется вопрос о том, в каких государственно-правовых отношениях оказались друг с другом Польша и Империя после съезда 986 г. В свое время М. 3. Едлицкий высказал предположение, что в Кведлинбурге речь шла о ленной зависимости Польши от Империи5. Иной точки зрения придерживается другой польский историк Г. Лябуда. По его мнению, в 986 г. был лишь восстановлен польско-немецкий союз6. И если, издавая “Хронику” Титмара, М. 3. Едлицкий считает возможным присоединиться фактически к концепции Г. Лябуды7, то К. Малечинокий не Сомневается в том, что Титмар имел в виду, конечно, зависимость Мешко от Империи и говорил об усилении этой зависимости8.