Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Я выбираю фотографии с тем, чтобы напечатать к Рождеству альбом с благотворительной целью, такой, как у тети Аликс [453]. Я думаю, он хорошо разойдется, подобно тем маленьким альбомам с моими фотографиями, которые тотчас же были распроданы здесь и в Крыму.

Прокатилась с А., М. и Ан. в Павловск. Погода была восхитительная, солнце светило, и все блестело, как золото. Прямо наслаждение такая погода! Первым делом я поставила свечи перед иконами Богоматери и св. Николая у Знамения и горячо помолилась за тебя. Церковь как раз чистили, убирали пальмами и синими коврами для похорон бедного старика — Арсеньева. Тетя Саша пила чай и без конца болтала, но без всякого злословия. Но я не могла долго пробыть с ней, так как хотела пойти вместе с Ольгой на вынос. Само собой разумеется, из-за старухи мы опоздали, и его уже выносили, так что мы прошли за ним вместе с Наденькой до улицы, где гроб поставили на катафалк, и затем вернулись домой, так как завтра пойдем на похороны. На выносе были Степанов, посланный Эллой, Скарятин, ее старый брат, Балашов, два сына, Бенк., Путятины, Небольсин и 2 офицера морского корпуса. Наденька утром была со мной, говорила без умолку и не плакала, была очень ласкова и признательна. Она спрашивает тебя, могут ли они с братом остаться в маленьком доме, в котором они так долго жили вместе с родителями, могилы которых находятся в Царском Селе. Не правда ли, это можно, хотя бы на первое время, как ты думаешь? Элла писала и просила меня передать тебе, как много она думает о тебе, как постоянно горячо за тебя молится. Посылаю тебе ее бумагу, прочти и разберись в ней, пожалуйста! Воейков также может это сделать или, еще лучше, кто-нибудь из твоего нового штаба. Мне она больше не нужна.

Как хотелось бы улететь куда-нибудь вместе и забыть обо всем — так устаешь порой! Правда, дух бодр, но все эти толки внушают отвращение. Я боюсь, что Га дон [454] играет на Елагином плохую игру, так как мне передают, что разговоры, которые там ведутся против нашего Друга, — ужасны. Старуха Орлова слышала это, она знает некоторых дам, которые там бывают. Когда ты увидишь бедную матушку, ты должен твердо сказать ей, как тебе неприятно, что она выслушивает сплетни и не пресекает их, и что это создает неприятности. Многие, я в этом уверена, были бы счастливы восстановить ее против меня, — люди так низки! Как бы мне хотелось, чтобы Миша мог помочь нам в этом! Дорогой мой, катаясь в П., встретила несколько казаков; я люблю их не только ради их самих, но и потому, что они тебя видели, защищали и сражались за тебя.

Должна кончать, мой любимый. Всемогущий Бог да благословит, защитит и направит тебя теперь и всегда!

Целую тебя с бесконечной нежностью и безмерной любовью, твоя навеки

Солнышко.

Ксения выглядит лучше, — ничего интересного они не рассказали.

Я так беспокоюсь, как все сошло.

Царское Село. 17 сентября 1915 г.

Мой родной, любимый,

С чувством величайшего облегчения прочла я твою дорогую телеграмму, в которой ты говоришь, что заседание с министрами сошло благополучно, и что ты имв лицо твердо сказал свое мнение. Господь вознаградит тебя за это, мое сокровище. Ты не можешь себе представить, как тяжело не быть с тобою в такое время, не знать, что обсуждается, и слышать здесь одни ужасы!

Милый, Хвостов был опять у А. и умолял, чтоб я приняла его, поэтому приму его сегодня. Из всего, что он сказал ей, видно, что он отлично понимает положение и думает, что с умением и умом можно будет все наладить. Он знает, что его дядя и Горемыкин против него, так как боятся его, потому что он очень энергичен. Но он больше всего предан тебе и поэтому предлагает тебе свои услуги. Попробуй, посмотри, не может ли он помочь. Он очень уважает старика и не захочет пойти против него. Он уже раз вовремя остановил запрос о нашем Друге в Думе, теперь они намерены опять обсуждать этот вопрос в первую очередь. С. и Щ. клевещут так много на Григ. Щербатов показывал телеграммы твои, нашего Друга и Варнавы многим лицам. Подумай, какая гадость (про Иоанна Макс .)!Это были частные телеграммы! — Хвостов и Варнава это рассказали. — Как они смеют брать телеграммы? Ведь чиновники на телеграфе приносят присягу. Следовательно, это сначала пошло через Джунковского, губернатора, Щербатова и Самарина (именно как мне В. уже сказал). Он хочет положить этому конец, знает все партии в Думе и умеет с ними говорить. Он предлагает своего дядю (министра юстиции) на место Самарина, так как он очень верующий и хорошо знает церковные дела, а на его место сенатора Крашенинникова [455] , которого ты послал в Москву для ревизии и которого все очень хвалят. Теперь, когда и Гр. советует взять Хвостова, я чувствую, что это правильно, и поэтому приму его. Он страшно перепугался, когда прочел в вечерних газетах, что Крыжановский (так ли его имя?) уехал в ставку, — он очень дурной человек, он тебе всегда сильно не нравился. Я это сказала старику. Сохрани Бог, чтобы он не вздумал советовать взять его опять!

Просмотрел ли ты произведение Хвостова? Приезжай как можно скорее и произведи смены, а то они продолжают подкапываться под нашего Друга, а это большой грех. Он не будет заигрывать с печатью, как Щ., а, напротив, будет следить за ней и не допускать вредных статей. Меня с ума сводит быть в неизвестности относительно того, что ты думаешь и решаешь, — это такой крест — переживать все издали! А, может быть, ты не предпримешь никаких перемен до своего возвращения, и я только напрасно мучаюсь? Телеграфируй хоть одно слово, чтобы успокоить меня. Если министры не сменены, телеграфируй: “перемен пока нет”, и если решил насчет Хвостова, напиши: “я помню про Хвост”, а если нет, то: “не надо Хвоста”. Но дай Бог, чтобы ты был хорошего мнения о нем! Я его принимаю, потому что он просит этого поскорее, — не знаю, почему он верит в мою мудрость и помощь. Это только доказывает, что он хочет служить тебе и твоей династии против этих разбойников и крикунов.

О, дружок, как ты мне дорог, как я жажду тебе помочь и быть серьезно полезной, — я так молюсь Богу сделать меня твоим ангелом-хранителем во всем! Некоторые на меня смотрят уже, как на такового, а другие говорят про меня самые злые вещи. Некоторые боятся моего вмешательства в государственные дела (все министры), а другие видят во мне помощника во время твоего отсутствия (Андрон., Хвостов, Варнава и другие).

Это доказывает, кто тебе предан в настоящем значении этого слова, — одни меня ищут, другие избегают, — разве не так, дорогой мой?

Прочти 36-й псалом, он так прекрасен и так укрепляет и утешает!