Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Я говорил с В.Н. о грязевых компрессах. Он сказал, что все можно будет легко устроить.

Да благословит тебя Бог, моя единственно любимая!

Нежно целую и обнимаю тебя и девочек.

Навеки твой

Ники.

Ц.С. 23 июня 1916 г.

Ангел мой любимый!

Уже 12 1/2 час., я только что легла, но хочу написать тебе, пока еще хорошо помню свою беседу с Штюрмером. Бедняга очень расстроен слухами, переданными ему лицами, побывавшими в Могилеве, а так как и Родзянко тоже накинулся на него, то он впал в совершенное недоумение. Будто бы предполагается военная диктатура с Сергеем М. во главе, смена министров и т.д. Дурак Родз. прилетел к нему, чтобы узнать его мнение об этом и т.д. и т.д. Он ответил, что ему ничего подобного не известно, а потому он не может выразить никакого суждения по этому вопросу. Я успокоила его, сказав, что ты ничего мне не писал об этом, что я убеждена, что ты никогда бы не дал подобного назначения какому бы то ни было Великому князю, менее всего С.М., у которого достаточно хлопот с приведением собственных дел в порядок. Мы говорили о том, что возможно, что генералы находят целесообразным поставить во главе подобной комиссии (продов.) военного, чтоб объединить в одних руках все касающееся армии и чтоб иметь возможность предавать виновных военному суду, хотя, конечно, эти министры были бы поставлены в ложное положение. Затем мы говорили о Наумове; он снова жаловался ему на утомление, на нездоровье и выражал желание выйти в отставку. (Держась совсем иных взглядов, он не разделяет политики правительства. Хоть он честный и очаровательный человек, все же он упрям и приверженец идей Думы, земства и т.д., и более надеется на их деятельность, нежели на правительство — это не особенно хорошо в министре и весьма затрудняет работу с ним.) Он хотел, чтобы Шт. доложил тебе о его желании выйти в отставку, но Штюрмер запротестовал и сказал, что он сам должен о том просить, хотя он лично находит, что Наумов не имеет права просить отставки во время войны, — но самому Шт. было бы легче без него.

Вчера состоялось последнее заседание Государственного Совета, председательствовал Голубев [904] . Почти все правые отсутствовали; они вышли незадолго перед тем, так как им стало невмоготу. Коковцов был во главе другой партии; в общем, это отвратительное существо. Эта партия намеревалась pour la bonne bouche при тянуть к ответственности Трепова, Шаховского и Наумова за то, что дела ведутся не так, как следовало бы, а также настоять на том, чтоб они дали ответы на все предложенные им вопросы. Тр. и Шах. сказали, что у них все документы в порядке, но они согласны с Шт., что могут быть затронуты такие вопросы, на которые они еще пока не могут дать ответа. Наумов с восторгом заявил, что он с радостью готов ответить на все, — что не найдется ни одного вопроса, на который у него не нашлось бы объяснения. Это вышло очень неудобно, но Шт. настоял на том, чтобы Голуб. не позволил вовсе касаться этих вопросов, так что, когда все вновь собрались, все закончилось вполне прилично.

Еще одно дело. С.М. дважды просил Шт. о милитаризации всех фабрик, но Шт. сказал, что пока заседает Дума, это невозможно, а сейчас он нашел лучший выход из данного положения. Одна фабрика (конечно, я позабыла, в каком это городе) может служить тому примером: там была забастовка, сразу был дан приказ о призыве всех рабочих и вместо того, чтобы отправлять их на фронт, их принудили работать на фабрике по-прежнему, только теперь в качестве солдат, — в случае провинности они отныне подлежат военному суду. Это можно было бы несколько смягчить и сделать с меньшим шумом, милитаризовать не все фабрики сразу. Это отличный пример, все станут трепетать, как бы и до них не дошла очередь. Он сейчас стал гораздо решительнее и чувствует, что тяжесть спала с его плеч теперь, когда Дума распущена. Интересно, что по этому поводу говорит этот гнусный Родз . Очень вероятно, что его вновь больше не изберут, потому что его партия возмущена сделанной им бестактностью, тем, что он просил тебя о роспуске Думы, на том основании, что они устали, а Шт. ответил отказом и сказал, что они сами по взаимному соглашению должны разъехаться. Прости, что докучаю тебе всеми этими вопросами, но я хотела заранее предупредить тебя относительно Наумова и относительно того, что заботит доброго старика.

Сегодня вечером я у Ани видела милую Лили Ден; она только что вернулась наши корабли вышли в море, сохрани их Боже! Она провела две недели в Японии, так как муж ее получил туда назначение. В Киото она жила в доме и даже в той самой квартире, которую занимал ты. Она увлечена Японией; ей удалось очень многое видеть. Она вызывала большое любопытство на улицах; маленькие японки увлекались ею и висли со всех сторон на этой великанше. Она привезла мне слона из слоновой кости, по такому же каждой девочке, а также Бэби, я ему их пересылаю. Слоны приносят счастье, особенно если их семь, в общей сложности их у нас семь, так как у Бэби два.

Сережа Танеев много рассказывал о войне, а также о Келлере. Сегодня у меня был безумно занятой день, и пришлось прочесть массу докладов. Получила телеграмму от командира моего 21-го сибирского полка относительно потерь 13го — такой ужас, последний из старых офицеров убит и масса тяжело раненных! Кн. Гедройц видела их теперь. Затем я, наконец, получила географическую карту и донесение от моих крымцев, составленное 3 недели тому назад. В сегодняшней вечерней газете в сообщении из твоей ставки упоминается мой дорогой полк. Я очень этим горжусь, — мои 2 раненых в отчаянии, что они не там сейчас, когда идет такой горячий бой. Уже час, я должна погасить свет, постараться уснуть и дать отдых своей усталой старой голове. Много бы дала за то, чтобы дорогой и горячо любимый мною человек лежал близ меня, хотелось бы почувствовать ласки своего Солнечного Света.

24 июня.

Сашка В. будет у нас к завтраку, чтоб проститься, так как он возвращается на фронт. Его жена, кажется, в ожидании. Потом у меня будут Нумов, кн. Голицын и Шведов. Только что просмотрела бумаги Танеева и должна встать, чтоб одеться для лазарета.

Сашка завтракал с нами; он уезжает в воскресенье. Нежно благодарю тебя, мой дорогой, за твое милое письмо. Конечно, с радостью приму наших дорогих казаков, как раз думала о том, как бы это устроить (несколько смущаюсь показываться без моего муженька и без Бэби).

Я рада, что Куст. Комитет теперь понял, что ему надлежит делать. Наумов только что долго со мной беседовал. Витте ему сильно помогает — этот человек прямо клад и моя правая рука во всем. В.П. Шнейдер дала полезный совет: они хотят объединить его с Верх. Советом. Прости, что заканчиваю карандашом, в пере больше нет чернил, и я должна скорее кончать (пишу, сидя на балконе). Мы заинтересуем губернаторов и организуем эти кустарные комитеты по всей стране (и для раненых), чтобы развить искусство и вкус, подобно тому, как это делается в моей школе народного искусства. О, мой милый, как много можно сделать, и мы, женщины, можем оказать большую помощь. Наконец, все проснулись и готовы помогать и работать. Таким образом нам удастся ближе узнать страну, крестьян, губернии и быть в действительном единении со всеми. Помоги мне, Господи, быть полезной в этом деле тебе, любимый мой! И они рады работать со мной, ты помог и все наладил тем, что дал мне Верх. Сов. и Млад. и Материнство. Все это вместе обслуживает “народ”, в котором наша сила и который душой предан России.