А. Лабриола - ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ

Так Манифест раскрывает перед нами внутреннюю историю своего происхождения, которое в то же время позволяет понять провозглашаемое им учение и объясняет причины его необычайного влияния и удивительной силы воздействия. Не вдаваясь в подробности, мы приводим здесь лишь в их сочетаниях те элементы, которые, будучи собраны воедино и преобразованы в таком сжатом и убедительном синтезе, представляют ядро всего последующего развития научного социализма.

Ближайший, непосредственный и наглядный материал дают Франция п Англия, где после 1830 года на политической арене появилось уже рабочее движение, порой сливавшееся с другими революционными движениями, порой обособлявшееся от них. Оно развивалось от одного полюса — стихийного возмущения — к другому — деятельности эолитической партии, ставяш,ей перед собой практические задачи (например, чартизм и социал-демократия),— и породило различные преходящие и быстро сходящие на нет формы коммунизма или полукоммунизма, т. е. того, что тогда называли социализмом.

Для того чтобы распознать в таких движениях уже не мимолетное явление — беспорядки, появляющиеся и исчезающие с быстротой метеоров, а новый фактор в развитии общества, необходима была теория, которая не представляла бы собой ни простого дополнения к демократической традиции, ни субъективного исправления уже обнаруженных недостатков экономики, покоящейся на конкуренции: и то и другое находило тогда, как известно, множество сторонников и глашатаев. И эта новая теория была творением двух людей — Маркса и Энгельса. Они лишили идею исторического становления в процессе борьбы противоречий той абстрактной формы, которую придала ей диалектика Гегеля, уже обрисовавшая ее в главных чертах и наиболее общих аспектах, и применили эту идею к конкретному объяснению борьбы классов. В том историческом движении, которое ранее казалось переходом от одной формы мышления к другой, они впервые увидели переход от одной формы социальной анатомии, лежащей в основе общества, к другой, т. е. от одного способа экономического производства к другому.

Эта историческая концепция возвела в теорию необходимость новой социальной революции, более или менее отчетливо выраженную и в инстинктивном сознании пролетариата, и в его бурных стихийных выступлениях; признавая внутреннюю, имманентную необходимость революции, она тем самым изменила понимание революции. Все то, что казалось тайным заговорщическим обществам возможным как нечто, зависящее от их воли и намерений п создаваемое но собственному усмотрению, превращалось в процесс, которому можно было лишь содействовать, ока-

зывать поддержку и помощь. Революция становилась объектом политики, которая развертывается в условиях, определяемых сложным характером общественной жизни; она становилась, следовательно, целью, которой пролетариат должен достигнуть, используя разные формы борьбы и разные организационные средства, еще не известные старой тактике восстаний. Ибо пролетариат является не придатком, из подпорой, не наростом и злом, которое можно устранить из общества, в котором мы живем, а его субстратом, его существенным условием, неизбежным продуктом и в свою очередь причиной, сохраняющей само общество и поддерживающей его существование. Таким образом, пролетариат может освободиться, лишь освобождая в то же время весь мир, т. е. полностью революционизируя способ производства.

Подобно тому как «Союз справедливых» превратился в «Союз коммунистов», освободившись вскоре после неудачного восстания Барбеса и Бланки (1839 год) от символических и заговорщических форм организации и постепенно обращаясь к методам политической пропаганды и деятельности, так и новое учение, которое сам «Союз коммунистов» принял и освоил, постепенно одержало верх над идеями, вдохновлявшими заговорщическую деятельность, и признало завершением, объективным результатом процесса то, что заговорщики считали возможным как кульминационную точку заранее обдуманного ими плана или эманацию и проявление их героизма.

Отсюда ведет свое начало новая восходящая линия в ходе событий, иного рода связь между концепциями и доктринами.

Заговорщический коммунизм, или бланкизм, той эпохи ведет нас, через Буонаротти и отчасти через Базара и карбонариев, к заговору Бабёфа, подлинного героя античной трагедии. Бабёф пришел в столкновение с судьбой, ибо его цели, хотя он и не понимал этого, не соответствовали экономическим условиям того времени, которые егце пе могли выдвинуть на политическую сцену пролетариат, обладающий ясным классовым самосознанием. От Бабёфа, через некоторых менее известных деятелей якобинского периода, далее — через Буасселя и Фоше, заговорщический коммунизм восходит к созерцательному Морелли, непостоянному и гениальному Мабли и, если угодно, к хаотическому «Завещанию» священника Мелье — неистовому бунту здравого смысла против грубого угнетения бедного крестьянина.

Все эти предтечи бурно протестующего, заговорщического социализма были сторонниками эгалитаризма, подобно тому как сторонниками эгалитаризма были в большей своей части сами заговорщики. Вследствие своеобразного, но неизбежного заблуждения все они сделали орудием своей борьбы ту самую доктрину равенства (правда, давая ей прямо противоположное толкование и обобщение), которая, будучи развита в виде естественного права параллельно с формированием экономической теории, стала орудием в руках буржуазии, постепенно завоевывающей свое современное положение и превратившей общество, основанное на привилегиях, в общество, покоящееся на либерализме, свободе торговли и кодексе гражданского нрава [18] В последние годы появилось много юристов, которые пытаются найти во внесении поправок к Кодексу гражданского права практическое средство улучшить положение пролетариата. Почему же они не требуют у папы, чтобы он возглавил Союз свободных . мыслителей? Из этих юристов более всего поражает тог итальянский писатель, который, занявшись недавно классовой борьбой, настаивает на том, чтобы наряду с кодексом, гарантирующим права капитала, был создан другой кодекс —с целью охраны прав труда! . Исходя из непосредственного заключения, представлявшего собой по существу простую иллюзию, а именно — из того, что, поскольку все люди по своей природе равны, они должны быть равны и в потреблении, сторонники эгалитаризма верили, что обращение к разуму заключает в себе все элементы убеждения и силу пропаганды и что внезапный, быстрый и насильственный захват внешних орудий политической власти является единственным средством образумить сопротивляющихся.

Но как произошли и как продолжают существовать эти виды неравенства, которые кажутся столь неразумными в свете такой несложной и упрощенной идеи справедливости? Манифест выступил как решительное отрицание принципа равенства, понимаемого так наивно и примитивно. Возвещая неизбежность уничтожения классов в будущем строе коллективного производства, он дает вместе с тем объяснение причин существования этих классов,их возникновения и становления, показывая, что образование классов представляет собой не исключение или нарушение какого-то абстрактного принципа, а сам исторический процесс.