А. Гаврюшкин - Граф Никита Панин. Из истории русской дипломатии XVIII века.

Макартнею пришлось уехать из Петербурга. Впрочем, эта история на русско-английских отношениях не отразилась. Во-первых, потому, что кавалеру каким-то образом удалось скрыть от начальства свое любовное похождение. Во-вторых, назначенный на его место лорд Каскарт обладал такими добродетелями, которые с лихвой окупали все грехи его предместника. Каскарт пришел в восхищение от правдивости и твердости Панина и всячески старался добиться его расположения. Однажды он вздумал сообщить в Лондон свое мнение о Екатерине, но понял, что собственных слов ему для этого не хватает, и потому поместил в своей депеше отрывок из "Энеиды" Вергилия. Правда, Каскарту, как и его предшественникам, заключить союзный договор не удалось, но дружественные отношения между Россией и Англией сохранялись и приносили пользу. Северная система начинала действовать.

С первым серьезным испытанием политическая система Панина столкнулась в Швеции. Еще в 1763 году русский представитель в Стокгольме И.А. Остерман доносил, что в стране назревают важные события. Оппозиция профранцузской партии "шляп", находившейся у власти, усиливалась с каждым днем. Поскольку в стране непрерывно росла инфляция, а государственной казне хронически не хватало средств, правительство пошло на ряд крутых мер, был, в частности, запрещен выкуп коронных земель крестьянами и домашнее винокурение. Это вызвало сильнейшее недовольство крестьян и горожан.

"Шляпы" проводили ярко выраженную буржуазную политику - щедро субсидировали промышленность и старались как можно больше урезать власть короля. Хотя

покуситься на права знати они не осмеливались. В результате в ряды оппозиции вливались разночинцы и демократически настроенные деятели, выступавшие за ограничение привилегий аристократии и крупной буржуазии, за упорядочение государственного бюджета и миролюбивую внешнюю политику. С другой стороны, двор, в особенности энергичная королева Луиза Ульрика, готов был начать решительную борьбу за восстановление самодержавия.

Остерман сообщал, что оппозиция требует созыва чрезвычайного сейма, на котором и должна была произойти решающая схватка. Одновременно он отмечал, что Франция, по-видимому, собирается изменить свою тактику в Швеции. Вместо поддержки партии "шляп" французский посланник барон Бретейль собирается истратить свои ливры в пользу короля. Во всяком случае, Луиза Ульрика стала к нему необычайно внимательна.

Поначалу Панин не придал этой новости особого значения, решив, что французы используют свою обычную провокационную уловку. "Знать, что жребий шведской королеве быть обманутой французскими послами, - писал он Остерману, - в мое время перед сеймом, на котором графу Браге отсекли голову, маркиз д'Авренкур (прежний французский посланник в Стокгольме. - /Авт.)/ обещал ей свое вспоможение и, выведав у нее на одном маскараде все ее тогдашние намерения и предприятия против сенаторов, его креатур, предал ее им. Бретейль же гораздо вороватее д'Авренкура".

Однако скоро стало ясно, что французская дипломатия оказалась способна извлекать уроки из ошибок прошлого. В Версале поняли, что тратить огромные деньги, пытаясь пересилить Россию, неразумно. Проще восстановить в Швеции сильную власть монарха. И пусть это не даст Франции непосредственного выигрыша, зато в перспективе, учитывая давние антирусские настроения и агрессивность шведской знати, несомненно принесет свои плоды. Положение становилось серьезным. Остерману был направлен рескрипт с подробными инструкциями. Русскому посланнику предписывалось прежде всего противодействовать установлению самодержавия и добиваться строгого соблюдения шведской конституции 1720 года. Особенно важно было отменить постановления о расширении прав Сената, принятые в 1756 году.

Остерману было поручено объяснить всем друзьям России, что императрица от Швеции ничего не желает кроме нейтралитета. В то же время она приветствуют внутреннее шведской нации приращение и благосостояние" и готова ему содействовать. В отношении королевской семьи необходимо было, не доводя дело до открытого разрыва, попытаться отстранить монархов, в особенности королеву, от участия в грядущих политических событиях. Очень хорошо было бы попытаться разорвать франко-шедский союзный договор, но в Петербурге полагали, то это вряд ли возможно.

Сейм открылся в январе 1765 года. К этому времени Стокгольме уже находился английский посланник, привезший с собой 13 тысяч фунтов стерлингов и постоянно советовавшийся с Остерманом. Готовился к сейму и прусский представитель. Денег ему король не дал, но у него была особая задача. Поскольку Фридрих II приходился братом Луизе Ульрике, он должен был через своего посланника по-родственному уговорить королеву не вмешиваться в политику. Объединенные усилия скоро дали свои плоды. Господствующие позиции на сейме оказались в руках англо-русской партии.

В августе сейм единогласно принял решение упразднить поправки 1756 года к конституции. Все попытки королевской партии и французского посланника добиться расширения прав монарха оказались тщетными. Основная задача русской дипломатии в Швеции была достигнута, с чем Панин и поздравил императрицу. Но неожиданно сложилась интересная дипломатическая комбинация, дававшая надежду на еще более значительные результаты. Главное, чем союз с Францией привлекал Швецию, - это субсидии. Однако, поскольку денег у французского правительства после Семилетней войны было мало, оно выплачивало субсидии неохотно и задолжало Швеции 18 миллионов ливров. В Версале на представления из Стокгольма не реагировали и отдавать обещанные деньги не торопились. Шведских политиков это, естественно, сильно обижало. Таким образом, франко-шведский союз дал трещину, которую можно было расширить. Панин считал, что единственный способ разорвать союз - это заменить французские субсидии английскими. В Лондоне к этому предложению отнеслись без понимания. Однако вскоре выяснилось, что, во-первых, в Стокгольме не догадываются о категорическом нежелании Англии давать субсидии и продолжают надеяться на благоприятное решение этой проблемы. Во-вторых, у Англии обнаружился свой особый интерес к шведским делам.

Британская дипломатия, действуя в Швеции, стремилась не только нанести ущерб Франции или укрепить Северный союз и свои связи с Петербургом. Пожалуй, не меньше значение для Англии имел интерес экономический. И хотя позднее английские историки в этом усомнились, настойчивость тогдашней британской дипломатии именно в экономической области говорит сама за себя. Английские купцы давно и безуспешно пытались проникнуть на шведский рынок. Но система таможенных ограничений в этой стране была такова, что для британских товаров путь в Швецию был, по существу, закрыт. В то же время Англия находилась в сильной зависимости от импорта шведского железа. При таких обстоятельствах англичане решили добиться своего окольным путем. Они предложили Швеции заключить не субсидный, а союзный договор, включив в него пункт о предоставлении сторонами друг другу статуса наиболее благоприятствуемой нации в торговле.