Сергей Голицын - Записки уцелевшего (Часть 1)

Остановлюсь подробнее на личности своего дяди.

Он женился на самой младшей сестре моего отца Татьяне. По церковным канонам царского времени такие браки запрещались.

Дедушка поехал к митрополиту Макарию испрашивать разрешение. Тот выслушал просьбу и задумался. С одной стороны, неудобно было отказывать столь почтенному человеку, бывшему городскому голове, но с другой стороны, и давать разрешение было нельзя. Митрополит приложил руку с растопыренными пальцами к глазам и сказал:

- Я буду смотреть на этот брак вот так!

Бракосочетание было совершено в какой-то отдаленной московской церкви, без последующего свадебного пиршества. У супругов были две девочки - Эли и Таня, о которых я помню только то, что они обе беспрерывно орали. С началом революции семья уехала на юг.

Деникин назначил Петра Сергеевича тамбовским губернатором, хотя белые части успели, и то ненадолго, овладеть лишь южными уездами. Потом судьба занесла его с семьей в Болгарию, и там тетя Таня скончалась в 1919 году от кори.

Удивительное совпадение: в день ее смерти бабушка видела сон, что ее младшая дочь стояла под венцом с человеком, давно умершим. Проснувшись, бабушка всем объявила, что ее дочь умерла. Ее стали разуверять, убеждали, что снам верить невозможно, а бабушка отвечала:

- Не говорите мне ничего. Я знаю, что она умерла...

Тогда было такое время, что никакие вести в центр страны не поступали. И больше года ничего не было известно о судьбе тети Тани и о ее семье. Когда же наконец пришло письмо от дяди Пети с сообщением о смерти жены, бабушка встретила известие очень спокойно и сказала:

- А я давно знала, что она умерла.

Петр Сергеевич поселился в Югославии и там женился на моей двоюродной сестре Марии Константиновне Львовой и стал секретарем выдающегося церковного деятеля митрополита Антония.

После войны они переехали во Францию, где митрополит скончался. От Петра Сергеевича у нас сохранилось два его сочинения - одно религиозного содержания, другое называется "Пушкин наш", в котором он, на мой взгляд, убедительно, с цитатами из стихотворений, доказывает, что Пушкин в последние годы жизни был глубоко верующим и был монархистом.

Детей у Петра Сергеевича от второго брака не было. Он считался весьма популярным в церковных эмигрантских кругах, видным богословом. Основной труд его жизни - это толкование Священного писания. Трехтомная, так называемая "Лопухинская Библия", с обширными его комментариями, широко распространена по всему свету...

4.

Наша жизнь в Богородицке продолжалась. Мой отец поступил на работу. Рекомендовал его все тот же доктор Никольский, так много добра сделавший для нашей семьи. Отец стал секретарем уездного отдела здравоохранения. Его выбрали профоргом, и он со свойственной ему аккуратностью регистрировал и подшивал разные бумажки, писал отношения и протоколы, наклеивал марки на профбилеты.

Работал и дедушка. Местные власти доверили ему писать историю города Богородицка с древнейших времен, и еще он писал аннотации на книги городской библиотеки.

И отец, и дедушка получали зарплату, сперва "жидовскими", а потом просто советскими деньгами, и самое главное - получали пайки на себя и на всех своих иждивенцев.

Тетя Саша завела приходно-расходную тетрадь. И дедушка и мой отец отдавали зарплату ей, а она записывала, куда деньги пошли. За десять лет этих тетрадей набралось у ней много, сейчас, наверное, цены бы им не было. Ведь стоимость коробки спичек в будущем достигла 500 миллионов рублей. Правда, историков удивило бы наше милосердие: живут явно плохо, а в тетрадях то и дело приводятся записи - "бедным 500 рублей", "бедным 10 тысяч", "бедным 400 тысяч" и т. д. Объяснялись такие милостыни очень просто: когда покупатель вроде меня не мог объяснить, куда истратил деньги, тетя Саша записывала недостающую разницу, как бы пожертвованную мифическим бедным. К сожалению, перед одним из наших переселений все тетради были сожжены.

Обеды готовила Нясенька, а моя мать взялась по праздникам печь пироги. Выходили они у нее то подгоревшие, то недопеченные. Однако с капустной и морковной начинкой считались настолько вкусными, что каждое воскресенье приезжали к нам на розвальнях дяди Лев и дядя Владимир со своими женами, да еще захватывали они бутылку лиловатого самогону. Они расхваливали пироги, пили из самовара морковной чай, что-то остроумное рассказывали, о чем-то веселом вспоминали, а к вечеру уезжали.

Бабушка учила меня французскому языку, а фрау Свикке, чтобы не прослыть нетрудовым элементом, организовала у себя на дому уроки немецкого языка. Преподавала она очень хорошо, и именно ей я обязан знанием основ этого предмета. Ходили к ней учиться несколько сыновей и дочерей преподавателей Земледелки, а также я с сестрой Машей. С этими детьми мы познакомились, вместе играли, от них я узнал, что в том же подъезде, где живут Свикке, на нижнем этаже, в квартире преподавателя русского языка Анатолия Николаевича Четвертушкина, живет его единственный сын Женя, мальчик необыкновенно умный, прочитавший тысячу книг, но мать его никуда и никогда не пускает. Он заинтересовал меня чрезвычайно. В книге "Рыцари Круглого стола" рассказывалось о юном принце, с самого детства посаженном в тюрьму. Мне представилось, что и этот таинственный Женя тоже был вроде принца. Подойти к окнам его квартиры оказалось невозможно: мешал палисадник с колючими кустами. А мне так хотелось увидеть узника! За что его посадили родители? Никто из ребят толком не мог мне ответить.

Между тем в Богородицке наступили первые признаки весны. Та весна была связана у меня с одной книгой, о которой я вспоминаю как о следующей после "Рыцарей Круглого стола", имевшей на меня большое и благотворное влияние. С тех пор, как я поселился в Земледелке, мать стала ежедневно читать мне вслух. Она прочла мне многое из Пушкина, из Гоголя и взялась за "Детские годы Багрова внука". Это сочинение Аксакова всецело меня захватило. Главного героя звали, как и меня, Сережей, и всё, что о нем писал автор, было мне близко, понятно и дорого. Тот Сережа любил свою мать, любил лес, реку, цветы, любил гулять один и читать... Все его чувства и переживания, казалось, принадлежали и мне, разве только к ужению рыбы я был более или менее равнодушен. Чтение этой книги совпало с первой ранней весной, которую я проводил в деревне. Мальчика Сережу занимали распускающиеся почки, молодые листья на деревьях. И я наблюдал, как лес меняет окраску. Мальчик Сережа узнал, что такое проталины. И я смотрел на бурые пятна освобожденной от снега земли на буграх. Мальчик Сережа увидел первых бабочек и, совершенно обалдевший от расцветающей вокруг него природы, с азартом стал их ловить и коллекционировать. Увидел первых бабочек и я. Моя мать пошла со мной к Детерсу. Встретил нас Тычинка очень любезно, опять, как и годом раньше, снабдил меня всем необходимым и показал нам свою замечательную коллекцию.