Владимир Марковчин - Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину

По совету отца Ольга перевела сына в высшую реальную школу, где языки древних народов не изучали, а основным предметом была математика, по которой у Бурши были определенные успехи. В случае своих отъездов она оставляла сына в семействе Базеров, которые не имели детей и поэтому с удовольствием занимались с ним не только уроками, но и очищали от грязи его коленки и руки после того, как он в очередной раз с друзьями побывал на угольном складе или на лесопилке.

Постоянное ожидание, в котором родные Паулюса провели несколько лет, в суматохе дней пришло, наконец, к своему логическому завершению. Паковались очередные посылки для фельдмаршала, шли по почте письма, а его судьба тем временем была решена.

Двадцать четвертого октября 1953 года он покинул Москву и уже через два дня сошел на перрон одного из берлинских вокзалов. Его встречали старые друзья по советскому плену, совместной работе в «Союзе немецких офицеров»1 и Национальном комитете «Свободная Германия»2, занимавшие к тому времени весьма ответственные должности в правительстве ГДР и органах управления крупных городов Восточной Германии.

По решению правительства Фридриху Паулюсу была предоставлена вилла в окрестностях города Дрездена, а также ответственная должность в народной полиции, которой руководил в то время его близкий друг и соратник Винценц Мюллер.

Находясь в непосредственной близости от своих родных, он через некоторое время с ними встретился. Ни сын, ни дочь не решились на воссоединение с отцом — для этого был необходим переезд в ГДР, — предпочли посещать его время от времени. Впрочем, такая необходимость вскоре отпала 1 февраля 1957 года, спустя три с половиной года после возвращения из СССР, бывший фельдмаршал бывшего вермахта скончался.

Вероятно, он не хотел быть первым немецким фельдмаршалом, оказавшимся в плену. Но и энным высшим офицером, покончившим с собой из-за чувства долга, чести, совести, верности фюреру и т.д., также не стал. Это только в средние века японские самураи предпочитали позору смерть, благо дело было нетрудное — абсолютная уверенность в необходимости этого шага и всего лишь один удар малого самурайского меча.

Двадцатый век — это уже не мрачное средневековье, да и устои совершенно другие, нежели буддизм, религии были другие: все течения христианства крайне недоброжелательно относились к сведению счетов с жизнью.

Значительно удалившись от средневековья, когда человеческая жизнь не стоила и гроша, совершив гигантский скачок в образовательном, техническом, культурном, материальном и других областях своей жизни и деятельности, хомо сапиенс не прекратил убивать себе подобных. Жизнь людей в очередной раз сильно подешевела — на этот раз ее демпинговая цена, вероятно, дошла до сотых долей средневекового гроша. Да и считать-то загубленные души ни у кого особого желания нет, иначе эта работа была бы уже давно завершена.

Итак, фельдмаршал Паулюс предпочел сдаться в плен, отклонив, по указанию Гитлера, все предложения советского командования по организации «почетного плена». Впрочем, тот плен, который был у фельдмаршала, в любом случае был почетным — это только его соотечественники застроили часть захваченных территорий конвейерами смерти. Отдельными или смешанными — для офицеров, евреев, солдат, мирных граждан, политических оппонентов и других категорий людей-недочеловеков (Untermenschen).

Многие современные историки сходятся во мнении, что между Советским Союзом и Германией периода Адольфа Гитлера было много общего. Сюда они относят репрессии против собственных народов, агрессивную внешнюю политику, направленную на захват новых территорий, милитаризм и стремление к мировому господству, любовь к своим вождям. Может быть, какие-то определенные параллели и можно провести, найти аналогии, отразить общие тенденции — оно и понятно: обе страны вынуждены были обмениваться всякого рода опытом с 1922 года, со времен заключения Рапалльских соглашений1.

Но если вожди Советской России и СССР, заявляя о будущей мировой революции, пытались осуществить ее в основном на основе собственного примера, то национал-социализм Германии пошел другим путем: не желая никого агитировать, он принялся покорять страны и народы с помощью грубой, вероломной, вооруженной силы, готовой раздавить любого, на кого укажет фюрер. И в этом уже значительная разница.

Потом, никто не задает себе вопрос о возможных последствиях максимального сближения позиций обеих стран в 1940 году, когда велись переговоры о присоединении Советского Союза к стратегическому союзу стран оси «Рим-Берлин-Токио»2. Что бы тогда делали страны «старой демократии», да и весь остальной мир? Но на этот политический шаг советское руководство не пошло, и в первую очередь — из-за неприятия целей и задач такого объединения.

Кроме того, «территориальные претензии» Советского Союза в этот период ограничивались пределами границ Российской империи, и не более того.

Огромная разница была и в отношении к военнопленным. Не подписав Женевской конвенции3 по обращению с военнопленными, Советский Союз тем не менее принял ряд внутригосударственных законодательных актов, четко регламентирующих отношение к военнопленным других государств— оно было значительно гуманнее1, чем отношение к собственным военнопленным, различными путями возвращавшимся из вражеского плена.

Необходимо добавить, что в некоторых случаях обязательная жесткая фильтрация (или государственная проверка) была оправданна — слишком уж часто под видом бывших военнопленных скрывались бывшие изменники родины, ставшие под знамена РОА, вспомогательных армейских частей и дивизий СС, других коллаборационистских подразделений для вооруженной борьбы с Советами. Хотя и принято считать, что последних было не более 140 000, к этой цифре следует подходить весьма осторожно — ведь были еще усердные полицейские и старосты, «специалисты» немецких оккупационных структур, агенты абвера, гестапо и других спецслужб Германии, торговавшие своей родиной и жизнями соплеменников в годы войны.

С незапамятных времен военнопленные представляли определенный интерес для противоборствующей стороны. Именно они могли дать подробные данные о состоянии, вооружении, количестве своих войск. Иногда данных даже одного пленного было вполне достаточно для будущей победы. Правда, не совсем понятно, почему у Паулюса вызвала недоумение информация о том, что офицеры НКВД осуществляют опросы немецких солдат и офицеров, получая нужную информацию. Ведь еще Сунь-Цзы2 писал: «То, что называют «предвидением», не может быть получено ни от духов, ни от богов, ни путем проведения аналогий с событиями прошлого, ни посредством расчетов. Оно должно быть добыто от людей, знакомых с положением противника». Комментарии излишни.