Егор Гайдар - ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД

Ключевой вопрос в любой бюрократической организации, будь то комиссия или комитет: а кто станет конкретным исполнителем? Есть колоссальное количество начальников, сановников, академиков, но они ведь, как правило, сами не пашут, их амплуа – давать указания. Поскольку же руководство научной секцией было, как уже говорилось, возложено на Джермена Гвишиани, то исполнение легло на отделы, возглавлявшиеся Борисом Мильнером и Станиславом Шаталиным, и в первую очередь на нашу лабораторию.

Указание политбюро ЦК КПСС по тем временам было волшебным словом, открывавшим любые двери. А потому наши возможности получать реальную информацию о состоянии народного хозяйства и протекающих в нем процессах резко расширились. Мы как бы стали причастны к властной элите, разумеется, в качестве ее научного, обслуживающего аппарата.

Хорошо помню свое первое знакомство с управленческими традициями и практикой поздней социалистической эпохи. В самом начале 1985-го с группой чиновников, направленной ЦК КПСС и Советом Министров СССР, выехал в Минск для проверки хода так называемого крупномасштабного экономического эксперимента в Министерстве легкой промышленности Белоруссии. Комиссия начинала работу в 8 утра. Сменявшие друг друга представители ЦК Компартии и Совета Министров Белоруссии начинали произносить тосты еще за завтраком, и эта веселая жизнь продолжалась до ужина, когда уже просто грех не выпить на сон грядущий. Впрочем,| надо признать, что к моим попыткам получить какие-либо данные по эксперименту белорусские хозяева относились вполне снисходительно: ну понятно, парень из науки, надо же ему хоть что-нибудь писать в отчете.

Наряду со всей этой в чем-то даже любопытной суетой шла и работа в высшей степени важная. Пожалуй, наиболее серьезным документом, вышедшим из научной секции Комиссии, стала "Концепция совершенствования хозяйственного механизма предприятия", подготовленная по заданию Рыжкова. В довольно большом, 120-страничном, документе обозначались основные направления возможной экономической реформы в масштабах Союза. К работе над ним, помимо сотрудников нашей лаборатории, привлекли молодую команду ленинградских экономистов, в которую входили Анатолий Чубайс, Сергей Васильев, Сергей Игнатьев, Юрий Ярмагаев и другие. Для них сам факт привлечения к работе по линии Комиссии политбюро был своеобразной индульгенцией, защищающей от возможных серьезных неприятностей, ведь Ленинград в те годы славился идеологической кондовостью.

Речь в названном документе шла о достаточно осторожной экономической реформе, важнейшей предпосылкой которой было ужесточение финансовой и денежной политики. Предполагалось отказаться от директивных плановых заданий, ввести стимулы, связанные с прибылью, сохранить строгое нормативное регулирование заработной платы, постепенно либерализовать цены по мере стабилизации положения на отдельных рынках, осуществить осторожные меры по либерализации внешнеэкономической деятельности, создать рядом с государев венным частнопредпринимательский и кооперативный секторы экономики.

За основу многих предлагаемых решений были взяты наработки венгерской реформы 68-го года и ее последующих модификаций, – приспособленные, естественно, к советской специфике. Мы отдавали себе отчет в том, что предлагаемая модель ни в коей мере не может рассматриваться в качестве идеала, но считали важным осуществить хотя бы эти осторожные шаги в направлении рынка, создания эталонов негосударственной экономики как предпосылки для последующей эволюции системы, мягкого выхода из социализма.

Наиболее серьезные внутренние дискуссии вызывал выбор тактики реформы. Меры по финансовой стабилизации (на тогдашнем птичьем языке – "повышение сбалансированности народного хозяйства"), по нашему мнению, необходимо было осуществить в первую очередь. Слишком свежи были в памяти попытки польских реформ 70-х годов, когда финансовая дестабилизация быстро подорвала эффективность всех введенных рыночных механизмов.

Социализм, если взглянуть на него с точки зрения рыночной экономики, – это наиболее развитая система регулирования подавленной инфляции, аналог военной экономики, система, приспособленная к управлению в условиях дефицита и несбалансированных цен. Именно поэтому мы полагали, что, если хочешь добиться хотя бы мало-мальски упорядоченного выхода из социализма, необходимо сделать акцент на финансовой стабильности, поддерживать которую социализм в его устойчивом виде, как правило, оказывался способным. Конкретным подтверждением этому служили относительно успешные рыночные преобразования в ходе югославских реформ 50-х, венгерских – 60-х и китайских 70-80-х годов. Путь к успеху во всех случаях лежал через сохранение достаточно жесткого контроля за важнейшими денежными и финансовыми параметрами.

Возвращаюсь к нашей Комиссии. Сочетание высокого идеологического ее прикрытия и авторитетного начальства, не склонного вникать в детали,! позволило нам быть достаточно свободными в своих разработках, использовать идеи и терминологию, употребление которых в открытой печати того времени привело бы к немедленным идеологическим репрессалиям, закрытию соответствующих изданий, кадровым перестановкам. За куда меньшее Центральный экономико-математический институт прошел через идеологическую экзекуцию и реорганизацию.

Надо сказать, что наработки Комиссии отражали достаточно широкий консенсус в либеральной научной среде. При обсуждении концепция получила почти единодушную поддержку академической элиты. Пожалуй, только директор наиболее идеологизированного Института экономики Академии наук Н.Капустин критиковал ее за излишний радикализм. Зато при обсуждении концепции на вышестоящем партийном и государственном уровне нас ждали серьезные разочарования. Выступления на рабочей группе представителей ведомств напоминали традиционную идеологическую проработку. Если принять предложенный документ, возмущался один из представителей ЦК, придется признать, что мы скатимся на путь развития товарно-денежных отношений, разве это допустимо?

Джермен Гвишиани, вернувшийся от Рыжкова, подтвердил: политическое руководство страны не готово к столь радикальным преобразованиям. И значит, надо оставить бесплодные мечтания и заниматься дальше развитием экономического эксперимента на уровне рутины.

В отвратительном настроении заехал к отцу (он лежал в военном госпитале), рассказал о последних новостях, под дождем поехал домой. Включил телевизор – выступление Горбачева на совещании по научно-техническому прогрессу. Во многом – наши слова, наши предложения, записки, которые мы писали, демонстрируемая готовность уходить от догм, идеологических ограничений. Пусть далеко не все из того, что говорится, точно, но идеологически область допустимых уступок явно расширяется. Появилась надежда пробиться через слои высокой бюрократии и достучаться до верхней власти, объяснить реальное положение, реальные альтернативы, возможные пути осуществления новой экономической политики.