Джон Мэн - Чингисхан

Среди посетителей, приходивших к Цянчуню, был китайский астроном. Поскольку астрономия и астрология были двумя сторонами одной монеты, они сравнивали свои заметки и тщательно рассчитали время полного затмения, которое путешественники наблюдали близ Авраги. На Керулене луна закрыла солнце полностью, далее к югу на 70 процентов, в Самарканде, — на 60 процентов. «Получилось, будто кто-то свечу прикрыл веером, — заключил Учитель. — В непосредственной тени веера света не было, но чем дальше в сторону, тем сильнее становился свет».

Наступила весна. Мост привели в порядок, бандитов разогнали. Чу Цзай прибыл, чтобы сопроводить Учителя к хану. Наступил ли нужный момент? Цянчунь не был в этом уверен. Чингис находился за 500 километров к югу, в глубоко засыпанных снегами горах Гиндукуша. Учитель слышал, что южнее Амударьи нет овощей. Он подождет, пока не удастся наладить его питание, против такого решения никто из его спутников не возражал. Нежели чем месить афганский снег, лучше задержаться еще на несколько недель, тем более в компании восхитительного Чу Цзая, наслаждаясь весной в Самарканде, обмениваясь стихами, беседуя с астрономами и астрологами, восхищаясь цветущим миндалем, террасами, озерами, пагодами, садами, огородами и лесами, где можно познавать таинства Дао, отдыхать на мягкой траве, запивая разговор вином.

Но вот настал момент, когда уже не было места проволочкам. Прибыло письмо от хана. «Учитель! Вы, не жалея себя, ехали ко мне через горы и реки от самой Страны восходящего солнца. Теперь я направляюсь домой, и мне не терпится услышать ваши поучения».

Прошедшие два года еще больше укрепили в нем желание познать тайны не только долгой жизни, но и подлинной власти, той власти, которая проистекает из религиозных убеждений. Он видел, как бились многие хорезмийцы, не за своих вождей, не просто за сохранение своих богатств, а за свою религию. Он с благоговением взирал на величественный минарет Кальян в Бухаре, на мечети, которые украшают всякий мусульманский город, и (почти наверняка, потому что проезжал совсем близко) на двух Будд из песчаника, высотой 40 и 50 метров, которые смотрели на мир из своих ниш, вырубленных в утесах Бамьяна, что к северо-востоку от Кабула, пока их в 2001 году не взорвали талибы (есть планы восстановить эти статуи). Любой вождь, обладающий даром воображения, пожелал бы пользоваться теми преданностью и уважением, которые стоят за такими творениями.

Учителю предстояло еще одно нелегкое путешествие — на юг через Железные ворота, ущелье Бузгала, игольное ушко между бездонными пропастями, настолько узкое, что когда-то его перегораживали двойными дверями. Дорога шла над Амударьей в том месте, где теперь проходит граница Узбекистана, и поднималась в горы Северного Афганистана, где, по словам гонца, «снег такой глубокий, что когда я ткнул своим кнутом, то не нащупал дна». Но снег таял, и Бурчи ждал с эскортом из 1000 воинов, чтобы провести Учителя на юг через Бамьян и Парван (сегодня Чарикар, главный город провинции Парван находится в 80 километрах от Кабула).

На второй неделе мая, когда солнце раннего лета начинает согревать афганские нагорья, Учитель и хан наконец встретились и начали беседовать через переводчика. Эти два старых человека были почти ровней, каждый отличился в своей области, каждый признавал в другом тяжелым трудом заработанный авторитет. После краткого обмена любезностями — Чингис выразил восхищение, что такой человек, отказав другому императору, отправился за 10 000 ли , чтобы повидаться с ним; Учитель, смиренный горный отшельник, ответил, что их встреча предначертана Небесами, — Чингис взял быка за рога:

— Учитель, какое лекарство долгой жизни ты привез мне из далеких краев?

Учитель не растерялся.

— У меня есть средство для защиты жизни, — промолвил он, — но нет эликсира, который продлил бы ее.

Чингис любил открытый разговор и проглотил разочарование. Поставили юрты, у гостя спросили, как его величать (Отец? Учитель? Мастер? Чингис остановился на Бессмертном Святом). Теперь о главной цели путешествия, как она представлялась Чу Цзаем и самим Учителем. Бессмертный Святой, которому было теперь 73 года, наставит правителя сердца Азии (чей возраст был 62 года) на том, что такое правильная жизнь и правильное правление. Но эти области еще не полностью усмирены. Чингису все еще приходится заниматься усмирением бандитов в горах, на это уйдет еще с месяц. Учитель сказал, что в таком случае было бы лучше вернуться в Самарканд. Не будет ли это утомительным? — забеспокоился Чингис. О нет, на путешествие туда и обратно уходит всего лишь три недели, это пустяк по сравнению с пройденными 10 000 ли.

Вернувшись в Самарканд, Учитель жил с известным комфортом, скрашивавшим летнюю жару, на веранде его обдувал легкий ветерок, он купался в прохладных водах озера, питался баклажанами и дынями, таких сладких не найти в Китае, они росли на поле, предоставленном наместником. В сентябре пришло время возвращаться в Афганистан.

Чингис собирался домой и не скрывал, что Цянчунь со своей свитой должен ехать вместе с ним. В дороге между ни ми состоялось несколько бесед, завершившихся рассуждением Цянчуня о том, что такое Дао и что составляет фундамент всего сущего в Небесах и на Земле. Чингис распорядился, чтобы слова Учителя были записаны на монгольском и китайском языках, случилось это 20 ноября 1222 года.

«Большинство людей имеют представление только о величии Небес, — объяснял Учитель, переводчиком служил А-хай, наместник Самарканда. — Они не понимают величия Дао. Когда родился первый человек, от него исходило святое сияние и шаг его был легок. Но у него пробудился такой аппетит и такие сильные желания, что тело его отяжелело, а святой свет померк. Жизнь его, смущенная чувственностью и эмоциональными привязанностями, потеряла уравновешенность. Те, кто изучает Дао, ищут путь к восстановлению равновесия через квиетизм, т. е. стремление к душевному покою, аскетизм и медитацию. Вот где находят подлинный эликсир, ту символическую комбинацию минералов, которая дает долгую жизнь. Хану следует умерить свои аппетиты, жить без желаний, отказаться от изнеженных вкусов, питаться только свежей и легкой пищей, воздерживаться от вожделений. Стоит увидеть соблазн, и очень трудно сдерживать себя. Я бы попросил тебя не забывать об этом. Попробуй с месяц поспать один. Еще лучше, мог бы он добавить, попробуй брать меньше девочек, чтобы» й ин-духи», низменные сексуальные позывы, не будоражили беззащитный спящий мозг. Не представляешь, сколько новых сил появится у тебя. Как говорили древние: «Лекарства, принимаемые тысячу дней, принесут меньше пользы, чем одна ночь без женщины».