Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

Если мы будем совсем буквально понимать некоторые места в писаниях отцов церкви, которые заимствовали у иудеев ненависть к Риму, по их примеру называли его Вавилоном и Содомом, когда говорили о язычниках в нем, и, наоборот, уподобляли Рим Иерусалиму, когда имели в виду множество в нем монахов, — мы должны будем прийти к заключению, что храмы и изображения богов были разрушены и повергнуты на землю еще до вступления Алариха. После падения Рима св. Августин писал, что все боги города были уничтожены еще раньше. Говоря проповедь на текст из евангелия Луки, св. Августин отвергал упреки язычников, утверждавших, что Рим был разрушен не врагом-варваром, а Христом, уничтожившим древних и почитаемых богов. «Неправда, — восклицал св. Августин, — что Рим был завоеван и подвергся бедствиям, как только погибли боги; еще раньше идолы были низвергнуты и, однако, готы Радагеса были побеждены. Припомните, братья, это было не так давно; прошло немного лет: когда в Риме все статуи были опрокинуты, пришел король готов Радагес с войском, гораздо более могущественным, чем то, которое вел Аларих, и, хотя жертва Зевесу была принесена Радагесом, он все-таки был разбит и уничтожен».

Около того же времени Иероним с таким ликованием обращается к Риму: «Могущественный город, властитель земли, город, прославленный голосом апостола, твое имя грек заменил словом «могущество», а еврей — словом «величие». Теперь ты зовешься рабом, и потому тебя может возвысить только добродетель, и ты не должен погрязнуть в наслаждениях. От проклятия, которым в Апокалипсисе угрожает тебе Искупитель, ты можешь спастись только покаянием, помня пример Ниневии! Бойся прозвания Зевсова; оно идет от идола. Капитолий стал прахом, храм Зевса гвл, и торжества в честь его прекратились». В другом послании в 403 г. тот же отец церкви говорит: «Золотой Капитолий лежит в прахе. Все храмы Рима покрылись копотью и паутиной. Город покидает излюбленные когда-то места, и народ, минуя полуразрушенные храмы, спешит к могилам мучеников. Кого не двигает к вере разум, тот подчиняется из стыда». Иероним с гордостью вспоминает при этом, как Гракх — двоюродный брат той благочестивой Леты, к которой Иероним пишет, — будучи префектом города, разрушил пещеру Митры, разбил все идолы, которые были посвящены звездам, Corax, Nymphe, Miles, Leo, Perses, Helios, Dromo и Pater. Затем, преисполненный радости, Иероним восклицает: «Город отрекся от язычества, и те, кто некогда были богами народов, остались только с летучими мышами да совами на фронтонах разоренных храмов. Знаменем воинам служит Крест, а пурпур и блистающий благородными камнями венец царей украшены изображением распятия».

Достаточно, однако, привести одно свидетельство из Клавдиана, чтобы убедиться в том, что такие картины опустошения Рима были просто преувеличением. Это именно то место, в котором поэт рассказывает, как он в 503 г., стоя на Палатине, указывал вступившему в город Гонорию те самые храмы, богов и пенатов, которые ему, Клавдиану, когда он был еще мальчиком, в первый раз были указаны Феодосией, отцом Гонория.

«Высоко возносит под Рострой Региа свою вершину и взирает на окружающие ее во множестве храмы; и, как стражи, стоят вокруг нее многочисленные боги. Красотою блещут высоко парящие над Тарпейской скалой великаны под кровлей Громовержца, художественной резьбы врата и как бы несущиеся в облаках статуи множества храмов, надвигающихся друг на друга и сжимающих сам воздух. Бронзовые изображения возвышаются на ростральных колоннах, и здания покоятся на исполинском фундаменте, в котором как бы сливаются природа и искусство; бесчисленные арки сверкают военною добычей, и блеск бронзы и повсюду разливающиеся лучи сияющего золота ослепляют глаза».

Борьба с язычеством, которую к тому времени христианство уже давно стало вести в открытой форме, должна была, конечно, немало изменить языческий вид Рима. Со времени эдиктов Константина этой борьбе насчитывалось уже 80 лет; в восточных провинциях были уничтожены многие храмы, и в самом Риме некоторые из них были разорены во время народных возмущений. Точно так же должны были погибнуть сотни статуй от ненависти христиан. Но полному уничтожению сокровищ Рима препятствовали законы императоров, почтение к величию города и его прошлому и значительная власть языческой аристократии, которая в сенате все еще была многочисленной. Римляне так ревностно и с такой любовью охраняли свои памятники, что заслужили похвалу историка Прокопия, писавшего 150 лет спустя после Гонория: «Хотя римляне долго находились под варварской властью, тем не менее, они сохранили здания города и большую часть его украшений, поскольку это было возможно и поскольку сами сооружения, по своей величине и солидности, могли противостоять времени и недостатку присмотра». Во всяком случае, римляне-христиане не могли разделять той страсти к разрушению, которая владела такими чужеземцами, как Августин и Иероним; к чести их патриотических чувств надо признать, что только очень немногие из римлян-христиан в своем отвращении к культу идолов доходили до того, что решались отнять у Рима те чудеса, которые были воздвигнуты их знаменитыми отцами и освящены временем.

Кроме того, на обязанности городского префекта лежало наблюдение за публичными зданиями, статуями и триумфальными арками и вообще за тем, что служило к публичному украшению Рима. В распоряжении префекта были определенные доходы, из которых должен был производиться необходимый ремонт зданий, и еще в 331 или 332 г. римский сенат приказал реставрировать храм Согласия в Капитолии. Ни Константин, ни его сыновья не были страстными врагами древних богов, от которых они отреклись отчасти из государственной мудрости, и ряд эдиктов всех последующих императоров доказывает, что последние заботились безразлично о всем, что составляло красоту Рима, относилось ли то к языческому культу или к городским надобностям населения. Законы запрещали префектам и другим должностным лицам возводить новые здания в Риме и предлагали иметь заботу о сохранении старых зданий. Теми же законами воспрещалось брать камни у старых памятников, разорять их фундаменты, снимать с них мраморную обкладку и пользоваться всем таким материалом для новых построек. Что же касается, в частности, храмов, то на разрушении их императоры менее всего могли настаивать. Такие попытки встретили бы сопротивление в обычаях, глубоко укоренившихся в народной жизни. И, предписывая оберегать храмы, императоры ограничились тем, что приказали запереть храмы и издали законы, по которым каждый, посещавший храм для моления, так же как и приносивший языческие жертвы, подвергался наказанию. Когда же христиане стали расхищать храмы и гробницы, на что они могли отважиться за стенами города и в Кампанье, то в предупреждение таких случаев были изданы эдикты. «Хотя, — говорит Констанций в 343 г., — всякое суеверие должно быть совсем уничтожено, мы хотим, однако, чтобы здания храмов, находящихся вне стен, оставались нетронутыми и неповрежденными. Так как некоторые храмы положили начало цирковым зрелищам и упражнениям, то не приличествует разрушать то, что составляет основу торжества древних игр римского народа».