Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

Гвельфы в городе выражали нетерпение. Их сенатор Карл клятвенно обязался быть в Риме к празднику Пасхи, но в его появлении сомневались. Его наместник Кантельми был настолько лишен всяких средств, что к нему стали относиться с презрением. «Римский народ, — писал Климент к Карлу, — обладающий славным именем и гордым сознанием, призвал тебя к управлению городом и жаждет видеть твое лицо; он хочет, чтобы с ним обращались очень осторожно; потому что римляне (так иронизирует он) некогда требовали от своих правителей, чтобы они выступали с величественным видом, говорили высокопарные фразы и делали страшные дела, так как они полагали, что им принадлежит владычество над миром. Я бы хотел похвалить в этом случае твоего наместника Кантельми и его товарищей; но малолюдство и бедность его свиты уменьшают уважение и к нему, и к тебе». Однажды Кантельми взломал Латеранскую сокровищницу и взял то, что в ней нашел; Климент, находившийся в Перуджии в очень стесненных обстоятельствах, предъявил протест, объясняя, что он не обязан содержать Рим за свой счет для графа Карла, однако заключил заем в банках тосканских и умбрийских городов, так как провансальцы и римляне ежедневно приставали к нему с требованием денег. Ладить с городом становилось все труднее: изгнанные гибеллины тайно возвращались и возбуждали беспорядки; безопасность исчезла; происходили грабежи и убийства; на улицах строились укрепления. Гвельфские бароны писали папе убедительные письма, прося его ускорить прибытие Карла, потому что, если оно замедлится, то, не имея средств и будучи истощены дневной и ночной стражей, они не в состоянии будут дальше удерживать за собой Рим. Измученный папа увещевал их быть терпеливыми; уверял, что у него нет ни денег, ни оружия; что он рассчитывает на субсидию французской церкви и уверен в скором прибытии графа. Он заклинал последнего спешить, так как Рим находился в опасности перейти к врагам, и Карл наконец уведомил о своем скором прибытии. Раньше его прибыл в Рим его рыцарь Феррериус с отрядом провансальцев. Этот гасконский военачальник тотчас же с безумной храбростью напал на гибеллинов при Виковаро, но был взят в плен и отправлен в лагерь Манфреда. Таким образом, первое военное действие французов было неудачно, и этот хороший знак поднял дух сицилийского войска. В нем смеялись над бедным графом Карлотто, идущим прямо в свою открытую могилу, если даже когда-нибудь он и дойдет до Рима.

Поход Карла Анжуйского в Сицилию принадлежит к ряду отважных, увенчанных счастьем предприятий крестоносных рыцарей той эпохи, которые выходили преимущественно из Франции. Из Нормандии вышли первые завоеватели Сицилии, оттуда же герцог Вильгельм, прототип Карла, произвел нападение на Англию; из Франции вышли первые и последние крестовые походы; французские рыцари завоевали Византию. Карл, уже отличившийся на Востоке в рядах крестоносцев, где он вместе с братом был взят в плен при Мансуре, искал короны ради своего честолюбия и ради бедности и долгов. Никакое соображение не удерживало этого принца от войны с королем, который ничем его не обидел. В глазах его самого и его воинственных провансальцев этот поход имел самый рыцарский характер и был продолжением крестовых походов. Сам папа сравнивал Карла с другим Карлом, сыном Пипина, который когда-то пришел из той же Франции для освобождения церкви. Отдаленное сходство отношений напоминало о тех временах, когда папы призвали в Италию короля франков, чтобы он освободил их от ига лангобардов, но во времена Карла Великого завоевательный поход под названием священного крестового похода против христианского короля показался бы безбожным. Мрачный

Карл Анжуйский выступил на арену древних битв между романскими и германскими народами, подобно Нарзесу, а Манфред принял на себя трагический образ Тотилы. История в своем движении описала круг, ибо хотя отношения сил и были другие, однако положение и сущности было то же самое: папа призвал в Италию иноземных завоевателей, чтобы освободить се от господства германцев. Швабская династия пала также, как когда-то пала готская. Поразительная гибель обоих владычеств и их героев украсила историю двойной трагедией на одной и той же классической арене, причем последняя трагедия казалась лишь точным воспроизведением первой.

Граф Анжуйский оставил в Провансе большую часть своего войска, которое должно были пробить себе дорогу через Северную Италию, а сам сел в Марселе на суда в апреле 1265 г. Слепое счастье сопровождало его безумно смелую поездку. Та же буря, которая бросила его только с тремя судами на берег у Порто-Пизано, отнесла прочь от этого места флот Манфреда; а когда Гвидо Новелло, распоряжавшийся за Манфреда в Пизе, явился с немецкой конницей, чтобы захватить Карла (что неизбежно и произошло бы, если бы Гвидо прибыл вовремя), то последний уже снова был в море. Будто чудом прошел он вблизи от неприятельского флота и благополучно проплыл мимо мыса Аргентаро и Корнето.

Наконец при блеске молнии и ударах грома показался римский берег около Остии. Море было бурно, высадка была затруднительна; берег был не исследован; не знали, что делать. Но Карл смело вскочил в челнок, счастливо перебрался через прибой и вышел на сушу. Стража в Остии не препятствовала ему: никакой неприятель не показывался. Услышав, что граф Анжуйский высадился, представители знатнейших родов гвельфского Рима тотчас отправились в Остию ему навстречу. С радостными кликами они провели его к собору Св. Павла. Это было в четверг перед Троицей, 21 мая 1265 г. Он остановился в тамошнем монастыре, чтобы потом совершить свое вступление в Рим. Его галеры скоро гоже достигли устья Тибра: заграждения русла были устранены, и весь провансальский флот поднялся вверх по реке до Св. Павла перед Римом.

Римляне толпами направлялись туда, чтобы увидеть будущего сицилийского короля, ими избранного сенатора. Это был человек сорока шести лет, сильного сложения и с королевскими манерами. Его оливкового цвета лицо было сурово и строго; взгляд — мрачен и возбуждал страх. Неутомимый дух жил в этой грубой природе; он жаловался, что сон сокращает время человеческой деятельности. Он почти никогда не смеялся. Всеми свойствами, кроме гения, которые делали честолюбивого воина способным быть завоевателем и тираном, Карл обладал в столь высокой степени, что для папских целей он являлся самым подходящим орудием. В субботу перед Троицыным днем, 23 мая, он вступил в Рим черев ворота Св. Павла. Его сопровождали только 1000 рыцарей без лошадей; процессии духовенства и граждан, дворянства и рыцарей на конях торжественно встретили его. Римские гвельфы выказали необыкновенную пышность при чествовании своего сенатора; был устроен турнир копейщиков и танцы с оружием; пелись хвалебные песни, прославлявшие новое величие Карла. На памяти людской, утверждали современники, римляне не проявляли такого блеска ни для кого из своих властителей. Новый сенатор, окруженный своими провансальцами, проехал по торжественно разукрашенному городу, но бедный народ не мог подобрать на его пути ни одного денара, потому что никакой камерарий не разбрасывал денег. Граф Анжуйский прибыл в Рим с пустыми руками, и вместо того, чтобы он делал подарки народу, гвельфы должны были делать подарки ему самому.