Евгений Анисимов - Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра.

Когда великому князю исполнилось 17 лет и его женили на 16-летней Екатерине Алексеевне, приходившейся ему троюродной сестрой, он самозабвенно играл в куклы в спальне своей жены и казался всем хилым подростком. Со страниц мемуаров Екатерины II встает образ никчемного, грубого, неумного Петра Федоровича. Хотя к свидетельствам Екатерины, заинтересованной в дискредитации своего незадачливого мужа, следует подходить осторожно, многие характеристики мемуаристки подтверждаются разнообразными источниками. Вот один из них — инструкция обер-гофмаршалу великого князя, написанная в мае 1746 г. канцлером А. П. Бестужевым-Рюминым. Инструкция предусматривала целый ряд запрещений, за которыми отчетливо прослеживаются неприглядные привычки и черты характера наследника русского престола.

Так, из инструкции следует, что Петр с пренебрежением относился даже к внешнему соблюдению православного ритуала, ибо гофмаршалу предписывалось следить за Петром, чтобы он не проявлял «всякого небрежения, холодности и индифферентности (чем в церкви находящиеся явно озлоблены бывают)». Четвертый пункт инструкции обязывал гофмаршала «всемерно препятствовать… чтению романов (Екатерина писала, что это были бульварные романы. — Е. А. ), игранию на инструментах (по словам Екатерины, Петр часто «пилил» на скрипке. — Е. А. ), егерями и солдатами и иными игрушками и всякие шутки с пажами, лакеями или иными негодными и к наставлению неспособными людьми». Кроме того, гофмаршал должен был не допускать у великого князя «всякой пагубной фамильярности с комнатными и иными подлыми служителями» и «никому из них не позволять… всякую фамильярность, податливость в непристойных требованиях, притаскивании всяких бездельных вещей» и одновременно следить, чтобы Петр «поступал, не являя ничего смешного, притворнаго, подлаго в словах и минах… чужим учтивства и приветливость оказывал, более слушал, нежели говорил… поверенность свою предосторожно, а не ко всякому поставлял»; чтобы за столом не позволял себе «негодных и за столом великих господ непристойных шуток и резвости», остерегался «от всего же неприличного в деле и слове, от шалостей над служащими при столе, а именно от залития платей и лиц [и] подобных тому неистовых издеваний». При этом заметим, что речь идет не о 6-летнем ребенке, а о человеке, которому шел уже 19-й год.

Особенно увлекало Петра Федоровича все связанное с военным делом, точнее, с плац-парадом. По словам Екатерины, Петр целыми часами разучивал со своими переодетыми в мундиры лакеями и кучерами ружейные приемы. Автор инструкции 1746 г. почти с возмущением отмечает: «Мы едва понять можем, что некоторые из оных (слуг. — Е. А. ) продерзость возымели так названной полк в покоях е. и. в. учредить и себя самих командующими офицерами пред государем своим, кому они служат, сделать, особливые мундиры с иными офицерскими знаками носить и многие иныя непристойности делать» 4 .

Позже Петр выписал из Голштинии роту солдат, и в Ораниенбауме, где проводил лето «молодой двор», был построен настоящий укрепленный лагерь, в котором великий князь неделями занимался строевой подготовкой или пьянствовал с немецкими офицерами своей игрушечной армии. Ж.-Л. Фавье, видевший его в начале 60-х годов XVIII в., писал: «Вид у него вполне военного человека. Он постоянно затянут в мундир такого узкого и короткого покроя, который следует прусской моде еще в преувеличенном виде. Кроме того, он гордится тем, что легко переносит холод, жар и усталость. Враг всякой представительности и утонченности, он занимается исключительно смотрами, разводами…» Этот вывод совпадает с наблюдениями другого современника — учителя великого князя Я. Штеллина: «Видеть развод солдат во время парада доставляло ему гораздо больше удовольствия, чем все балеты, как он сам говорил мне это». Екатерина II в 1791 г. вспоминала: «В Петергофе он забавлялся, обучая меня военным упражнениям; благодаря его заботам я до сих пор умею исполнять все ружейные приемы с точностью самого опытного гренадера. Он также ставил меня на караул с мушкетом на плече по целым часам у двери, которая находилась между моей и его комнатой» 5 .

Было бы ошибкой думать, что военные забавы Петра преследовали цели, подобные тем, которые ставил перед собой его великий дед, играя с «потешными» под Преображенским. Наследник русского престола, вероятно, даже не думал о той уготованной ему судьбой роли, которую он мог бы сыграть, став повелителем огромной империи.

Все связанное с Россией было глубоко чуждо Петру. С неподдельной тоской он вспоминал «добрую» Голштинию и, получив по достижении совершеннолетия возможность управлять ею, жил только интересами и заботами своего маленького княжества. Маршируя во главе своей «ораниенбаумской армии», одетой в голштинские мундиры, он мечтал о дружбе с обожаемым им Фридрихом II и главную цель своей жизни видел в наказании Дании, некогда отобравшей у голштинских герцогов Шлезвиг. Дожив до 30-летнего возраста, великий князь оставался инфантильным и капризным, с наслаждением мучил собак, подглядывал за ночными ужинами Елизаветы через пробитые им же отверстия в стене, а в последние годы ее царствования пристрастился к чарке.

Не сложились у Петра и отношения с Елизаветой: императрица недолюбливала племянника и держала его в стороне от жизни двора и тем более от своего круга доверенных лиц. Лишь с началом Семилетней войны Петр был включен в Конференцию при высочайшем дворе, но ничем там себя не проявил. Фавье не без основания писал в 1761 г.: «Если подозрительный нрав императрицы Елизаветы, а также интриги министров и фаворитов отчасти и держат его вдали от государственных дел, то этому, утверждают многие, еще более содействует его собственная беспечность и даже неспособность. Вследствие этого он не пользуется почти никаким значением ни в Сенате, ни в других правительственных учреждениях» 6 .

Сознавая, как сильно влияет на точку зрения сложившийся в литературе стереотип, автор этих строк пытался найти в документах свидетельства, которые позволили бы пересмотреть традиционную оценку личности Петра Федоровича, увидеть в ней «скрытый план», такие не замеченные предшественниками черты, раскрытие которых обогатило бы наши знания, но все усилия оказались тщетными — никакой «загадки» личности и жизни Петра Федоровича не существует. Упрямый и недалекий, он стремился во всем противопоставить себя и свой двор «большому двору» и его людям, как впоследствии Павел противопоставлял свою Гатчину Царскому Селу. То, что нравилось «большому двору», незамедлительно отвергалось «малым». Это многое объясняет в поведении великого князя, стремившегося подчеркнуть своей «простой» солдатской жизнью по звуку трубы неприятие, возможно, желанной, но явно недоступной ему изнеженной, полуночной жизни двора Елизаветы.