Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Нансен и мир)

Законы природы не позволяют нам допустить, что человек об­ладает душой, способной жить независимо от тела. Подобно тому как нет живых форм без души, мы не можем представить себе и душу без живой формы. Можно делать различие между созна­тельной и бессознательной душой, но мы не можем указать ту грань, где на определенной ступени развития органических форм от низших растений и животных к высшим млекопитаю­щим и человеку появляется индивидуальная душа, обладающая сознанием.

Для многих, вероятно, утешительно верить, что душа бессмертна, что есть иная жизнь, в которой дается вознагражде­ние за перенесенные в земной жизни лишения. Но здоровее и ме­нее эгоистична вера в то, что наша жизнь протекает здесь и сей­час, что мы временное звено в непрерывной цепи от прошлого к будущему и что если мы продолжаем жить и в наших потомках, то только в силу наших мыслей и поступков, и поэтому мы обя­заны как можно больше и лучше совершить в этой жизни. Такая вера усиливает в нас также чувство ответственности.

Раз все сущее подчинено законам природы, а способности, ха­рактер и свойства человека определяются наследственностью и приспособляемостью, конечно, не может быть и речи об ответственности и свободной воле. Воля также определяется преходящи­ми причинами. Станет ли человек хорошим или дурным, моральным или аморальным, зависит от его наследственных свойств и от того, как на них повлияют воспитание и среда. Но к нашим духовным свойствам относится и ощущение свободы выбора, а вследствие этого — чувство ответственности за выбор. Самый ярый детерми­нист и тот совершает свои поступки, руководствуясь иллюзией того, что в случае сомнения конечное решение зависит от его воли. Очевидно, эта идея необходима для существования общества, и вряд ли ее можно искоренить из сознательной души, частью ко­торой она является.

С этим учением о детерминизме связан старинный вопрос об изначальной целесообразности. Законы природы не допускают существование изначальной цели. Некоторые рассуждают, что, если бы не было цели, все существование было бы бессмысленно. Но это ничего не доказывает. Кто может утверждать, что вселен­ная должна иметь какой-то смысл? Вечные законы существуют потому, что существуют, они не могут устранить никакой при­чины, не устранив самих себя.

«Когда наш взор обращается звездной ночью к небесам, сколь­зит по бесконечному пространству к иным млечным путям и мы восхищаемся удивительной громадностью вселенной, ее высоким величием, то мы чувствуем, что все это всегда было, всегда будет, и требование смысла и цели исчезает само собой, превращаясь в незначительную мелочь. Когда-то, бесконечно много времени то­му назад, на этой маленькой планете возникла и развилась органи­ческая жизнь, и когда-то она исчезнет. Не слишком ли много будет требовать, чтобы она еще имела и смысл — иной, кроме своей соб­ственной изменчивости».

Но тем не менее на практике мы поступаем так, словно наша жизнь имеет какую-то цель. Эта идея, так же как идея свободной воли, глубоко коренится в человеческой природе, поскольку определяется вышеназванными причинами.

Очевидно, что так называемое материалистическое мировоззре­ние у многих людей потрясает самые основы их философских и религиозных убеждений. Но хуже всего то, что моральные идеи до сих пор были всегда связаны с религией, что общепринятые правила морали до сих пор основывались на суеверии. Обнаруживая свои ошибки и отбрасывая прежние убеждения, люди тем са­мым подвергаются опасности утратить этические основы, не нахо­дя взамен новых. Тогда они утрачивают душевное равновесие, и их моральные и социальные взгляды становятся жертвой поветрий времени.

Но несмотря на все это, мы мечтаем о новой эре человечества, об эре вечного мира, братства и добрых отношений между наро­дами, о времени доверия и взаимопомощи.

...Нужно построить новый, здоровый моральный кодекс, соот­ветствующий требованиям времени. И нужно уяснить себе, что за­коны морали не должны становиться велениями, которые испол­няются из страха — подлейшего человеческого инстинкта, а ис­полняются они потому, что следование им ведет к счастью и од­новременно служит на пользу личности и обществу.

Для того чтобы появилась надежда на лучшее будущее, нужно в первую очередь побороть страх. Нам нужно отбросить старые одеяния, которые уже отжили свое и не годятся для нового поколения, мы должны работать спокойно и уверенно, чтобы заложить основу этической жизни индивида и общества. В первую очередь мы не должны допускать, чтобы поддерживалась вражда между нациями, основанная на страхе.

Очень печально, что в международной политике совершенно отсутствуют моральные основы. Невозможно разрешить междуна­родные противоречия войнами. Война есть отрицание и рано или поздно приведет к гибели, а взаимопомощь, доброжелатель­ность — явления положительные и создают основу для лучшего будущего. Но для решения этих проблем необходимо, чтобы каждая нация изъявила готовность идти на жертвы.

«Необходимо, чтобы чувство солидарности и любви к ближнему пронизывало все поступки и мысли. И мы всегда должны пом­нить, что любовь и терпимость — самые прекрасные деревья в лесу».

С тех пор я не раз вспоминала о своем необоснованном сужде­нии по поводу статьи отца для «Форума» и часто о нем жалела. Но и до сих пор мне кажется, что я была не так уж неправа. Ибо лично я гораздо выше ставлю речь отца в университете Сент-Эндрюс. Ведь и она тоже своего рода мировоззрение, и это мировоз­зрение более горячее и непосредственное. Речь эта проникнута особым чувством ответственности, поскольку он обращался к моло­дежи, к молодым людям, у которых жизнь еще впереди и кото­рые, он это чувствовал, послушаются только живого опыта, чело­веческой близости. Может быть, он и задумал так, чтобы эта речь стала свидетельством его мировоззрения? Он так сознательно по­строил ее на основании своего личного опыта, что эта мысль сама собой напрашивается.

Для отца его собственный жизненный подвиг вовсе не был естественным следствием его способностей и интересов. Постоян­но жизнь ставила его перед трудным выбором, и ему приходилось сравнивать и взвешивать ее требования — сравнивать собственные планы и задачи, которые ставились перед ним другими людьми и осуществить которые он считал своим долгом, поскольку был ярко выраженным человеком долга. За всю жизнь он не освобо­дился от строгих жизненных правил, внушенных ему старым христианином, адвокатом из Фрёена. Хоть он и не унаследовал христианскую веру своих родителей, но зато унаследовал их эти­ческие принципы и в своих поступках руководствовался ими. Ведь именно роль братства и любви к ближнему он неустанно подчер­кивал и считал их решающими основами жизни цивилизованного общества.