Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Нансен и мир)

«Вот таким хотелось бы быть самому»,— говорил он.

В те дни я перечитала некоторые книги Достоевского. Заме­чательные это были часы, когда мы с отцом о них беседовали.

«Знаешь что?— сказал он как-то вдруг.— А не заняться ли тебе этим писателем поосновательней?»—«Да-а,— ответила я озадаченно.— А как?»—«Поди в университетскую библиотеку и почитай! Только читай вдумчиво, делай записи. Прочти все, от на­чала до конца. До сих пор ты его читала поверхностно, как чи­тают для удовольствия».

Я рассказала отцу, что Нильс Коллет Фогт вбил себе в голову сделать из меня журналистку. Бьёрн Бьёрнсон уговаривал всех идти в актеры, а Фогт считал, что блаженны только пишущие. Отец презрительно отмахнулся: «Писать? Что значит писать? По-моему, сперва нужно, чтобы было о чем написать».

Но вдруг он увидел выход. Если я как следует изучу какого-то автора, то кое-чему научусь. Он даже сам увлекся этой мыслью: «Да я бы и сам с удовольствием этим занялся! И с радостью буду тебе помогать».

Но было уже поздно.

За исключением перебоев в деятельности сердца, которые об­наружил доктор Хатлехуль, отец чувствовал себя гораздо лучше. Однако доктор Хатлехуль не доверял этому улучшению. Однажды, посмотрев отца, он пришел к нам и сказал: «Мне очень грустно, что твой отец так болен». От этих слов у меня сжалось сердце.

«Конечно, он сможет подняться и даже работать сможет,— продолжал доктор Хатлехуль.— Но ты можешь представить себе отца больным сердечником?»

Нет, я не могла себе этого представить. Меня охватило не столько горе, сколько безграничная жалость. Нельзя, чтобы это случилось! Я не могла даже представить этого.

Братьям и сестре дали знать о состоянии отца. Имми с Аксе­лем вернулись из Египта, Одд с Кари и прелестной Марит из Америки, только Коре не мог приехать домой из Канады. Отец был бесконечно счастлив, видя вокруг себя детей и внуков.

2 мая он начал вставать, и все шло очень хорошо. Большую часть дня он проводил в работе, иногда ходил по веранде. Когда он ложился в постель, мы по очереди сидели около него. Он был в прекрасном настроении, но, наверное, слишком переоценил свои силы, и вот однажды, это было 8 мая, доходился до того, что опять заболело сердце. Боль прошла так же быстро, как появилась, но я вспомнила слова доктора Хатлехуля — сердеч­ник. Отец этого не сознавал, он сидел на балконе, работал, чувст­вовал себя хорошо, и 12 мая написал письмо другу детства адми­ралу Карлу Доуэсу.

«Дорогой Карл, вот я лежал и вспоминал тебя и подумал, что надо бы тебе написать. Несколько дней тому назад прочел твою умную статью, а тут и письмо от тебя пришло. Сердечно благодарю тебя, сказать не могу, как оно меня обрадовало.

Да, действительно странно подумать, что теперь мы превратились в на­стоящих стариков и большая часть жизни прожита, мне как-то не кажется таким уж далеким то время, когда мы были молоды и «подавали надежды» и вся жизнь лежала впереди, словно удивительная страна приключений. Да, хорошее было время. Чем старше становишься, тем чаще возвращаешься к воспоминаниям детства и юности, эти мысли дают отдых и бодрость, а ты ведь неразрывно связан с этими воспоминаниями. Да, хорошо было бы встретиться теперь, на старости лет, как раз пора. Давай устроим эту встречу поскорее.

Мои дела идут помаленьку, я пролежал в постели больше десяти не­дель, но в последнюю неделю каждый день ненадолго вставал, ноги еще не очень-то слушаются, приходится сидеть в комнате да на балконе на сол­нышке, я и сейчас здесь пишу. Надеюсь, что скоро станет получше. Скучное это дело — воспаление сосудов, и мне, наверное, радоваться надо, что еще так обошлось. У меня еще и тромб, ужасно скучная штука.

Да, я уж вспоминал тебя, что тебе пришлось уступить неумолимой старости и отказаться от привычной работы и ответственности. Но я уверен, что вам с Каролиной хорошо дома и что дети и внуки вас радуют. Это и впрямь большая радость. У меня трое детей имеют свои семьи, сейчас они здесь, и внуков трое, а младшая дочка Имми замужем за художником Револьдом, они начали постройку дома здесь поблизости. Лив и ее муж Хейер построились тут еще несколько лет назад.

Передай от меня большой привет Каролине, и тебе привет, надеюсь, что скоро встретимся.

Твой верный старый друг Фритьоф Нансен».

На следующий день, это было 13 мая, он опять сидел на бал­коне, положив перед собой бумагу и письменные принадлеж­ности. Кари принесла ему утренний чай, и они немного погово­рили. Отец чувствовал себя бодрым и веселым. Внизу фруктовый сад стоял в цвету. На фоне хвойного леса зеленела нежная дымка берез, далеко за вершинами деревьев сверкал на солнце фьорд, на горизонте синели горы. На опушке пели дрозды и зяблики, пролетела трясогузка. Отец впивал все это — аромат цветущих деревьев, солнце, привольный вид, который он так любил.

«Большая липа еще не зеленеет,— сказал он с улыбкой Кари.— Но скоро и она распустится. Так я увижу сразу две весны».

Он хотел еще что-то сказать о весне, но не успел. Голова упала на грудь, Кари бросилась к нему.

Он уже умер.

После смерти Евы в 1907 году все изменилось в Пульхёгде. Нансен остался один с детьми. Здесь мы видим его в 1908 году. Слева направо: Лив, Одд, Нансен с Имми на руках, Осмунд и Коре.

Пульхёгда, построенная в 1902 году по чертежам архитектора Ялмара Вельхавена.

У Фритьофа Нансена всегда было полно дел, и стол его всегда был завален бумагами, но он всегда знал, где находится то, что ему нужно. Снимок сделан в «конторе» Нансена в Пульхёгде в 1909 году.

Вверху слева: Ф. Нансен в мастерской Вереншельда в 1908 году.

Справа: старшая дочь Лив с Оддом и Имми в саду Пульхёгды.

Внизу: гости на борту «Веслемей» у берегов Фьосангера в июне 1912 года. Слева направо: редактор Нурдаль-Ульсен, Лив, г-жа Нурдаль-Ульсен, профессор Хелланд-Хансен, Фердинанд Фабрициус (отец г-жи Нурдаль-Ульсен), за ним Коре, Фритьоф Нансен, один из сыновей Xелланд-Xансена.

Вверху слева: премьер-министр Гуннар Кнудсен, один из политических противников Нансена. Справа: добрый друг Нансена Ула Томмесен. (Фрагмент портрета кисти Эрика Вереншельда.) Внизу: Ф. Нансен, горячий поборник укрепления обороноспособности страны, выступает на митинге в Акерсхусе.