Юзеф Мацкевич - Катынь

Посол Кот, величая Сталина «Господином президентом», затронул ряд текущих, требующих урегулирования вопросов, которые возникли в связи с новоустановленными польскими отношениями.

Сталин имел привычку во время разговоров, особенно слушая кого-нибудь, класть перед собой листок бумаги и чертить карандашом человечков, геометрические фигуры, а иногда цифры. Никому собственно не удавалось рассмотреть эти рисунки, так как диктатор шестой части земного шара, неожиданно нервным движением замазывал нарисованное, чаще всего мял бумагу, бросал ее в угол, брал чистый лист и опять начинал рисовать. Рисовал и рисовал без конца. Но при этом слышал каждое слово, потому что когда вставлял что-нибудь, то всегда кстати.

— Я уже отнял у вас, господин президент, много времени, хотя знаю, что вы заняты очень важными делами. У меня есть к вам еще одно дело, которое я хотел бы затронуть.

— Пожалуйста, господин посол, — любезно ответил Сталин, кивнув головой, склоненной над бумагой, на которой рисовал пику. Обыкновенную казачью пику.

— Вы инициатор амнистии для польских граждан в СССР. Не могли бы вы повлиять, чтобы этот ваш шаг был полностью приведен в исполнение?

— О, неужели есть еще неосвобожденные поляки? — воскликнул Сталин, как будто впервые слыша об этом.

Молотов, сидевший по другую сторону стола, не моргнул и глазом.

— Из лагеря в Старобельске, ликвидированного весной 1940 года, у нас еще нет ни одного офицера… — и Кот хотел говорить дальше о Козельске и об Осташкове, но Сталин его перебил.

— Я рассмотрю это дело. Однако с освобожденными по-разному бывает. Как фамилия командовавшего обороной Львова? Если не ошибаюсь, генерал Лангер?

— Генерал Лангнер, господин президент, — поправил посол.

— Да, конечно, генерал Лангнер. Мы освободили его еще в прошлом году. Привезли его в Москву, разговаривали с ним. А он бежал за границу, кажется, в Румынию.

Молотов утвердительно кивнул головой.

— Наша амнистия не знает исключений, — продолжал Сталин, — но с некоторыми военными могло случиться то, что случилось с генералом Лангнером.

— У нас есть именные списки, — ответил Кот, — например, до сих пор не нашелся генерал Станислав Галлер, не хватает нам офицеров из Старобельска, Козельска и Осташкова, вывезенных оттуда в апреле-мае 1940 года.

— Мы освободили всех, даже тех, кого присылал генерал Сикорский с целью взрывать мосты и убивать советских граждан. Даже этих людей мы освободили, — Сталин смял бумагу и бросил под стол. — Впрочем, это не генерал Сикорский их присылал, а его начальник штаба Соснковский. [14] Генерал Казимеж Соснковский никогда не был начальником штаба генерала Сикорского, а был военным министром в его правительстве, а позднее главнокомандующим.

— Итак, господин президент, моя просьба к вам, — снова заговорил посол Кот, — состоит в том, чтобы вы были так добры распорядиться освободить офицеров, которые нужны нам для организации армии. У нас в руках протоколы о том, когда их вывезли из лагеря.

— А есть точные списки? — спросил Сталин с оттенком определенной заинтересованности. Встал и начал ходить по комнате. Туда и обратно, туда и обратно.

— Все фамилии записаны у всех советских начальников лагерей, которые каждый день вызывали всех пленных на проверку. Кроме того, НКВД вел следствие с каждым в отдельности. Не вернули ни одного офицера из штаба армии генерала Андерса, которой он командовал в Польше.

Сталин вдруг остановился, закурил папиросу, выслушал внимательно последние слова и подошел к телефону, стоявшему на столе, за которым сидел Молотов. Быстрым движением снял трубку… и в эту минуту Молотов, по лицу которого скользнула едва заметная улыбка, сказал: «Это не так надо соединять…», — передвинул переключатель и опять сел, на этот раз за главный стол для совещаний.

В комнате царила тишина. Сталин звонил в НКВД.

— …У аппарата Сталин. Все поляки освобождены из тюрем?.. — Минута молчания. Слушает. — А то у меня тут польский посол, который утверждает, что не все… — опять слушает, потом кладет трубку и, вернувшись к столу для совещаний, меняет тему разговора. Прошло 5–8 минут и вдруг зазвонил телефон. Сталин взял трубку сам. Слушал. Раз только буркнул что-то под нос, но не сказал ни слова. Положил трубку, вернулся на свое место и на этот раз молчал. Посол Кот почувствовал, что его аудиенция кончилась.

Иосиф Сталин ясно сказал, что он не знает, где находятся военнопленные, которые в 1939/1940 году были в лагерях в Козельске, Осташкове и Старобельске, и какая судьба их постигла…

А с польской стороны все еще не допускали мысли, что все 15 тысяч недостающих военнопленных могли навсегда исчезнуть! Вопреки ноте Богомолова, вопреки советским заверениям о том, что ничего неизвестно о таких военнопленных. Поляки не верили советским властям, что эти военнопленные освобождены в 1940 году и что их нет на территории СССР. Наоборот, они утешались тем, что военнопленные попали в крайне тяжкие условия существования и теперь советское правительство пытается как-то затушевать дело, создать проволочку, может быть, провести их освобождение поэтапно… а может быть, оно действительно не в состоянии доставить их из-за полярного круга. Зима. Страшная зима стояла во всей стране. И в самоутешении сказывалась тревога: как они живут там, в промерзлых советских концлагерях за полярным кругом.

Первый разговор со Сталиным состоялся 14 ноября 1941 года. С того времени, в ожидании приезда в СССР генерала Сикорского, никаких шагов не предпринималось.

1 декабря польское посольство приготовило для Сикорского «Записку по делу интернированных военнослужащих польской армии из лагерей в Старобельске, Козельске и Осташкове». Записка эта подтверждала несомненный факт: свыше 98 % всех офицеров и солдат было вывезено из трех вышеупомянутых лагерей весной 1940 года, и их след затерялся.

Генерал Сикорский прибыл в Москву, внимательно изучил записку, взял с собой генерала Андерса, назначенного в то время командующим всеми формирующимися в СССР польскими войсковыми подразделениями, посла Кота и отправился в Кремль. Там, а дело было 3 декабря 1941 года, он был принят Сталиным, как всегда, в присутствии Молотова.

Генерал Сикорский: …Господин президент, я утверждаю, что объявленная вами амнистия не проводится в жизнь. Многие, притом самые ценные наши люди, все еще находятся в лагерях и тюрьмах.

Сталин (рисуя): Это невозможно, так как амнистия касалась всех и все поляки освобождены. (Последние слова он говорит, обращаясь к Молотову, а тот утвердительно кивает головой.)

Генерал Сикорский (берет из рук Андерса список): Это не наше дело предъявлять точные списки наших людей, так как они есть у начальников лагерей. У меня с собой список около четырех тысяч офицеров, которых силой вывезли и которые до сих пор находятся еще в тюрьмах или в лагерях. Это неполный список — в нем только фамилии, включенные по памяти. Я распорядился проверить, нет ли их в Польше, с которой у меня постоянная связь. Оказалось, что там нет никого из них, так же, как их нет и в лагерях для военнопленных в Германии. Эти люди находятся здесь. Никто из них не вернулся.