Феликс Саусверд - Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

— Подожди, подожди! Но почерк, почерк! Похож ли он на документы «центра»? — заволновался Казимир.

— По-моему, почерк не тот. Доложим начальству. История загадочная. Но заниматься им нам не дадут. Отдадут тем, кто считает, что «там ничего нет». Такой у них девиз в отличие от Фединого — «а что это дает?»

— Не завидуй, — сказал Казимир. — Замысел этим ребятам вынашивали деятели типа Панцингера, а может, и повыше. И не каждый из наших «слонов» способен его разгадать…

Наша история не закончилась на мажорной, победной ноте. Но именно так часто складывается жизни. В то же время у читателя, думаю, не создалось впечатления, что германская контрразведка действовала безошибочно. В книге приведено несколько абсолютно документальных ситуаций приобретения агентуры в хваленых вермахте и абвере, польской и американской, разведками, а также сказаны добрые слова в адрес разведывательной организации немецких антифашистов, снабжавших Москву ценной военной информацией. Германские. «слоны» плюхались при этом в такие лужи, что только брызги летели. Уверен, что если бы руководство «Красной капеллы» осуществлялось на уровне Берзиня и Артузова — она просуществовала бы не столь короткое время и основные секреты противника продолжали бы находиться в наших руках.

Очевидно, следует обрисовать судьбы действующих лиц повести. У одних жизнь окончилась в трагическом для них сорок четвертом. Именно тогда были казнены Имант Судмалис, Вероника Слосман, Ольга Грененберг (это настоящая фамилия Ольги; автор сохранил за собой право на художественный вымысел и не стал ее употреблять, так как к истории направления разведчицы в тыл шеф вовсе не был причастен, а он лицо реальное) и их боевые соратники.

У других, как например у Канариса, жизненный путь подошел к концу за месяц до окончания войны. У третьих — к ним относится Панцингер — в те дни, когда разворачивались описанные в повести поиски истины. У четвертых… Однако хочется сказать не только о судьбах отдельных личностей — героев и подлецов, но и объяснить место «грязных операций» охранок. Именно во множественном числе. Или германской, о делах которой было сказано достаточно, или американской, или, наконец, нашей родной, которую создал и которой практически руководил лично Сталин. И, пожалуй, следует начать с феномена тайного проникновения в среду борцов с режимом, более сложного для понимания, ибо в конце концов это и приводило к гибели наших патриотов на всей временно оккупированной территории. Почему в повести много места уделено провокаторам, этим марионеткам, которых дергали за веревочки деятели германских карательных органов?

Потому что так и было на самом деле. Много лет эта тема у нас изящно замалчивалась. Тем не менее думаю, в повести удалось приоткрыть завесу над всей этой грязной адовой кухней.

Охранки способны на самые подлые дела, для исполнения которых нужен лишь неустойчивый человеческий материал, бесчестные люди, падкие на деньги.

Если бы Судмалис, Банкович, Скрейя, Слосман, Грененберг, десятки тысяч наших патриотов во время войны избежали бы гестаповской паутины, сражались и уцелели? Германская армия не удержалась бы на нашей территории. Потоптались бы, как воинство Наполеона… и конец войне мог наступить на год-полтора раньше?

Думается, что в предреволюционные годы Сталин с упоением изучил и перенял для себя механизм провокаторства, сулящий ему огромные личные выгоды. Превращение НКВД в своем большинстве в беспринципных малограмотных исполнителей, получивших всеобъемлющие права на арест членов ЦК, депутатов Верховного Совета, вообще любых граждан страны, официальное разрешение на их пытки, их уничтожение или заключение, поощрение доносительства, — все это породило чудовищный организм подавления партии и народа. Если бы этого не случилось, неизвестно еще, пошел бы Гитлер на нас войной, как сделал это, увидев глазами своей разведки ослабленное и обескровленное государство.

Вот что значат «грязные операции» и их последствия. Из прошлого они упорно проникают в наш сегодняшний день. Отсюда их актуальность. Нам необходимо пересмотреть, обновить, изменить заскорузлые, старые, изношенные за десятки лет системы формы оперативной, следственной, прокурорской, судебной, законодательной деятельности с тем, чтобы в них не могло больше гнездиться порочное, бездушное, беззаконное отношение к человеческой личности. Мы должны стремиться к тому, чтобы весь этот организм власти гарантировал и защищал права личности. Старые формы, хотите вы этого или нет, сохраняют остатки того старого, для нас уже неприемлемого сталинского наследия, хотя далеко не каждое ведомство в этом признается.

Но… вернемся к судьбам людей, ставших прототипами героев. Вскоре после проведенного 25 мая 1944 года «суда» в Рижской тюрьме казнили Иманта Судмалиса и Джемса Банковича. Малдс Скрейя был в день казни в тюремной больнице. Его умертвили в душегубке 27 июля. В своем предсмертном письме родным Имант писал: «…Я оглянулся на пройденный путь и мне не в чем упрекнуть себя — я был человеком и борцом…» 2 августа была расстреляна Вероника Слосман, о чем заключенные узнали по возвращению в тюрьму того нарядного ее пальто, которое ей пошили в отряде. Два месяца, только два месяца удалось Вале продержаться на свободе в Риге и затем семь месяцев протомиться в тюрьме в ожидании смерти! В этот же день, 2 августа, была расстреляна Ольга Грененберг. Будучи заброшенной в первые месяцы войны на абсолютно неподготовленной основе, Ольга пробыла на оккупированной территории немногим более двух лет, причем из двадцати шести месяцев — шестнадцать в тюрьмах и только 10 месяцев на свободе, на родине ее родителей, увидеть которую Ольга мечтала всю свою жизнь. В Рижской центральной тюрьме ее пытали, избивали, ломали, но она молчала и никого не выдала. Истязали ее в тюрьме и Рагозин о Гудловским, которые из особо секретных агентов превратились в заплечных дел мастеров.

Не все выдерживали пытки и смогли противостоять гнусной лжи гестаповцев. По свидетельству очевидцев, подруга Шабаса — Кокарс Тамара — была вызвана на допрос и неделю или две не возвращалась в камеру, а вернувшись спустя две недели рассказала, что немцы ее заверили — если даст правдивые показания о подпольщиках, то получит привилегии вплоть до освобождения. В противном случае — смерть. Она поверила им, пошла на такую сделку, указала на некоторые квартиры патриотов. Ее вновь возвратили в камеру. Она страшно переживала за содеянное, за то, что поверила врагу, сокрушалась, плакала, раскаивалась. Ее расстреляли. Шабас Иван, ее муж, ареста избежал, но умер или погиб сразу после войны в своей деревне Лаудари при очень загадочных обстоятельствах. Мария Ликумс, Эмилия Бриежкалне, Адель Долговская отбывали наказание в лагере, после войны проживали в Риге, Стефания Долговская — погибла.