Тор Хейердал - Путешествие на Кон-Тики

Теперь всем жителям деревни было разрешено подойти и пожать руку каждому из нас. Мужчины бормотали «иа-ора-на» и чуть не вывихивали нам руку, девушки старались протиснуться вперед и здоровались с нами кокетливо и застенчиво, а старухи лепетали и хихикали, указывая на наши бороды и белую кожу. Все лица сияли дружеским расположением, так что всякие лингвистические недоразумения не имели никакого значения. Если островитяне говорили нам что-нибудь совершенно непонятное по-полинезийски, мы отвечали им тем же по-норвежски, и все очень веселились. Первое полинезийское слово, которое мы выучили, было «нравится»; если к тому же можно было указать на то, что нам нравилось, и рассчитывать сразу же получить это, то все было очень просто. Если же при слове «нравится» морщили нос, то это означало «не нравится», и на этой основе мы, могли вполне хорошо объясняться.

Как только мы перезнакомились со всеми 127 жителями деревни, был поставлен длинный стол для обоих вождей и нас, шестерых, и деревенские девушки стали приносить самые изысканные кушанья. Пока одни расставляли все на столе, подошли другие и повесили венки из цветов нам на шею, а венки поменьше надели нам на голову. Цветы испускали томный аромат, а их прохладное прикосновение в жару было очень приятно. Так начался праздник в нашу честь, который продолжался несколько недель, пока мы не покинули острова. Глаза у нас широко раскрылись и рот наполнился слюной при виде столов, заставленных жареными молочными поросятами, цыплятами, жареными утками, свежими омарами, полинезийскими рыбными блюдами, плодами хлебного и дынного дерева, молоком кокосовых орехов. И в то время как мы набросились на еду, толпа развлекала нас полинезийскими песнями, а молодые девушки танцевали вокруг стола. Мои товарищи смеялись и были в полном восторге; вид мы имели самый нелепый, когда сидели за столом с развевающимися бородами и с венками из цветов на голове, уписывая за обе щеки, как умирающие с голоду люди. Оба вождя, как и мы, не скрывали своего удовольствия.

После еды началась полинезийская пляска в грандиозном масштабе. Жители деревни хотели показать нам местные народные танцы. Нас, шестерых, Теку и Тупухое усадили на табуретки в первом ряду, затем появились два гитариста, присели на корточки и забренчали на своих инструментах настоящие мелодии Южного моря. Сквозь кольцо зрителей, также сидевших на корточках и певших, скользя и извиваясь, в круг вступили две цепи танцующих мужчин и женщин с шелестящими юбочками из пальмовых листьев вокруг бедер. Живым и энергичным запевалой была на редкость тучная вахине 42 42 Вахине — по-полинезийски «женщина». , у которой одна рука была откушена акулой. Вначале танцоры держались несколько театрально и напряженно; но когда они увидели, что белые люди с пае-пае не воротят носа от народных танцев их прародителей, пляска стала все больше и больше оживляться. К ней присоединилась и часть пожилых; у всех было великолепное чувство ритма, и они знали танцы, которых в обычных случаях уже, конечно, не танцуют. А когда солнце опустилось в Тихий океан, пляска среди пальм стала принимать еще более бурный характер, и аплодисменты зрителей становились все более дружными. Танцоры забыли, что на них смотрят шесть чужестранцев; теперь мы, шестеро, были людьми их народа, наслаждавшимися зрелищем вместе с ними.

Репертуар был бесконечным: одна очаровательная мимическая сцена следовала за другой. Наконец толпа юношей уселась на корточки, образовав тесный круг как раз перед нами, и по знаку Тупухое принялась ритмично отбивать такт ладонями по земле — сначала медленно, затем быстрее; когда ритм стал совершенно безупречным, неожиданно вступил барабанщик и принялся аккомпанировать им, с бешеной скоростью ударяя двумя палками по сухому выдолбленному чурбану, который издавал сильный резкий звук. После того как ритм достиг нужного темпа, раздалось пение и в круг стремительно прыгнула девушка с венком из цветов вокруг шеи и цветами за ухом. Босиком, согнув колени, она двигалась в такт музыке, ритмично покачивая бедрами и закинув руки над головой в настоящем полинезийском стиле. Она танцевала великолепно, и вскоре все зрители отбивали ритм, хлопая ладонями по земле. Еще одна девушка вскочила в круг, а за ней третья. Они двигались с изумительной гибкостью, строго следуя ритму, и скользили в танце одна вокруг другой, как грациозные тени. Глухие удары руками по земле, пение и веселый бой деревянного барабана одновременно убыстряли свой темп все больше и больше, а танец становился все более и более исступленным, а зрители завывали от восторга и отбивали такт, хлопая ладонями по земле.

Это была жизнь Южного моря, какой ее знали в старые дни. Звезды мерцали, и пальмы покачивались. Ночь была теплая и длинная, наполненная запахом цветов и пением цикад. Тупухое широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

— Маитаи? — спросил он.

— Да, маитаи, — ответил я.

— Маитаи? — спросил он всех остальных.

— Маитаи, — с энтузиазмом ответили все, и это было действительно так.

— Маитаи, — произнес Тупухое, кивая головой и указывая на себя; он также был очень доволен.

Даже Тека считал, что праздник вышел очень удачный; в первый раз, сказал он, белые люди присутствуют на их танцах на Рароиа. Быстрее и быстрее, быстрее и быстрее становилась дробь барабана, хлопанье в ладоши, пение и танцы. Но вот одна из танцевавших девушек перестала двигаться по кругу и, стоя на месте, начала вся извиваться в бешеном темпе, вытянув руки в сторону Германа. Герман посмеивался в бороду; он не знал, как ему следует к этому отнестись.

— Поддержите нашу марку, — шепнул я ему, — вы ведь хороший танцор.

И, к бесконечному восхищению толпы, Герман вскочил в круг и, согнувшись чуть не пополам, принялся добросовестно выделывать, извиваясь всем телом, сложные па полинезийского танца. Ликование стало всеобщим. Вскоре Бенгт и Торстейн пустились в пляс; пот струился по их лицам, когда они трудились изо всех сил, стараясь не отставать от аккомпанемента, ритм которого все ускорялся и ускорялся, темп стал таким бешеным, что теперь слышны были только звуки барабана, слившиеся в одно протяжное гудение, а три настоящие полинезийские танцовщицы в такт музыке дрожали как осиновые листья; наконец девушки опустились на землю и бой барабана резко оборвался.

Теперь героями вечера были мы. Энтузиазм зрителей не имел предела.

Следующим номером программы являлся танец птиц, представлявший собой одну из древнейших церемоний на Рароиа. Мужчины и женщины двумя рядами прыгали в ритмичном танце, изображая под руководством главного танцора стаи птиц. Главный танцор носил титул вождя птиц и делал забавные телодвижения, но в общем танце участия не принимал. Когда танец птиц окончился, Тупухое объяснил, что он был исполнен в честь нашего плота и что теперь его следует повторить, но главного танцора должен сменить я. Так как мне казалось, что основная задача главного танцора состояла в том, чтобы испускать дикие вопли и кружиться, виляя задом и размахивая руками над головой, я надвинул поглубже на голову свой венок, и вышел на сцену. Извиваясь в танце, я видел, как хохотал старый Тупухое, чуть не падая с табуретки; музыка стала ослабевать, так как певцы и музыканты последовали примеру Тупухое.