Александр Берзин - Историческое взаимодействие буддийской и исламской культур до возникновения Монгольской империи

При этом «тагзиг» (произносится как «тази» или «тазиг») был тибетской транслитерацией санскритского термина tayi (тайи), использовавшегося для обозначения неиндийских захватчиков в литературе Калачакры. Санскритское tayy (тайи), в свою очередь, является фонетической транскрипцией арабского или арамейского термина taiy (тайи, множественное число: tayyayah (тайаях), tayyaye (тайайе)) или его современной пакистанской формы – тази. Тайаях были самым сильным из домусульманских арабских племен, тайидов, и поэтому слово «тайаях» использовалось в сирийском и иврите в качестве обобщенного названия арабов начиная с I века н.э. Современная персидская форма тази использовалась для обозначения арабских захватчиков Ирана, например во времена правления последнего сасанидского правителя Йездигерда III (годы правления 632 – 651), современника императора Сонгцена Гампо.

Можно возразить, что шанг-шунгская форма, тагзиг, произошла от среднеперсидского «тазиг», использовавшегося в ранний период империи Сасанидов (226 – 650 гг.), в которую входил не только Иран, но и Бактрия. В конце концов, Сасаниды были убежденными зороастрийцами, а город Балх в Бактрии был местом, где родился Зороастр (Заратустра). Более того, Сасаниды терпимо относились к буддизму в Бактрии, где он прочно установился на несколько столетий. Поскольку ранний бон имел много особенностей, напоминавших дуализм зороастризма (прим. пер.: противостояние добра и зла) и буддизм, то утверждение бона о том, что его сходные с буддийскими аспекты предшествуют по времени императору Сонгцену Гампо и происходят из Тагзига, кажется правдоподобным.

Тем не менее, странно то, что Шанг-Шунг еще до правления Сонгцена Гампо перенял слово, используемое Сасанидами для обозначения проживавших на их территории арабов. Очень маловероятно, что в Шанг-Шунге использовали название тагзиг для обозначения самих арабов, так как арабы династии Омейядов завоевали принадлежавший Сасанидам Иран только в 651 году, Бактрию – в 663 году, а Бухару в Согдиане – еще через несколько лет. Последнее произошло спустя несколько десятилетий после захвата Шанг-Шунга императором Сонгценом Гампо. То есть, если название тагзиг использовалось в Шанг-Шунге до Сонгцена Гампо и позже было позаимствовано тибетским языком, оно могло использоваться только для обозначения регионов иранской культуры, которыми позже правили арабы, или территорий, на которых тибетцы позже сражались с арабами. А это маловероятно.

Более вероятно то, что в начале VIII столетия, когда тибетцы поддерживали отношения с арабами в Бактрии и могли узнать, что их называли тагзиг, бонская фракция при тибетском дворе позаимствовала это название и использовала его при составлении истории бактрийского региона, откуда произошла их религия. Эта теория не противоречит утверждению, что религия бон имеет бактрийские корни.

[См.: «Исторический очерк о буддизме и исламе в Афганистане».]

Более того, если бы эта теория о происхождении названия тагзиг была верна, тогда заимствование этого слова тибетцами предшествовало бы по времени его использованию в переводах слова tayi (тайи) из санскритских текстов Калачакры. Первые переводы текстов Калачакры с санскрита на тибетский были сделаны только в середине XI века, в то время как первые тибетские переводы этих текстов, содержавшие термин тагзиг, появились в Тибете только в 1064 году.

Карта № 9: ранний Тибет

Сонгцен Гампо был тридцать вторым правителем Ярлунга (Yar-klungs), маленького царства в центральном Тибете. Он завоевал Шанг-Шунг в ходе расширения своих владений и основания обширной империи, простиравшейся от границ Бактрии до границ ханьского Китая и от Непала до границ Восточного Туркестана. Согласно историческим записям Шанг-Шунга, когда-то он занимал все Тибетское нагорье. Однако к тому времени, когда Шанг-Шунг потерпел поражение, его территория включала только западный Тибет.

Давайте оставим в стороне вопросы дальнейшего расширения границ Шанг-Шунга, наличие в Шанг-Шунге на пике могущества этой империи сходных с буддизмом особенностей, а также их возможное происхождение. Благодаря свидетельствам, найденным в гробницах предшествовавших Сонгцену Гампо ярлунгских царей, мы по-прежнему можем обоснованно заключить, что по крайней мере система ритуалов, существовавшая при дворе Шанг-Шунга, была общей для обоих императорских домов региона, так же как и для территории, которую Сонгцен Гампо завоевал в западном Тибете. В отличие от буддизма, ритуалы Шанг-Шунга не были иностранной системой практик и верований, а являлись неотъемлемой частью пантибетского наследия.

Чтобы упрочить политические союзы и свою собственную власть, Сонгцен Гампо сначала женился на принцессе из Шанг-Шунга, а затем, в конце своего правления, на принцессах из Китая династии Тан и Непала. После свадьбы с принцессой Шанг-Шунга он приказал убить ее отца Лигньихью (Lig-myi-rhya) – последнего царя Шанг-Шунга. Это позволило ему сместить направленность местной ритуальной поддержки с имперского культа на себя самого и свое быстро растущее государство.

Сонгцен Гампо пытался утвердить буддизм в Тибете под влиянием своих жен из ханьского Китая и Непала. Однако в то время буддизм не укоренился и не распространился среди основного населения. Некоторые современные ученые подвергают сомнению историческую достоверность существования непальской жены, однако архитектурные свидетельства того периода указывают по крайней мере на некоторое культурное влияние Непала, имевшее место в то время.

Появление иностранного верования в Тибете в первую очередь выразилось в основании тринадцати буддийских храмов, построенных в специально выбранных для этого геомантических местах владений Сонгцена Гампо, включавших территорию Бутана. Изображая Тибет на картах в виде демоницы, лежащей на спине, Сонгцен Гампо тщательно выбрал места для постройки храмов в соответствии с правилами китайской акупунктуры, примененных к телу демоницы, надеясь обезвредить любое противодействие своему правлению со стороны местных злых духов.

Главный из тринадцати буддийских храмов был построен в восьмидесяти милях от имперской столицы, в месте, которое позже стало известно как Лхаса (Lha-sa, место богов). В то время оно называлось Расой (Ra-sa, место коз). Западные ученые полагают, что императора убедили не строить храм в столице, чтобы не гневить традиционных богов. Неясно, кто населял эти буддийские храмы, но предположительно это были иностранные монахи. Первых тибетцев стали возводить в монашеский сан почти полтора столетия спустя.