Юлий Анненков - Флаг миноносца

- Жив! - сказал боцман.

Арсеньев ощупал на себе пробковый пояс и понял все. Корабль погиб. Лидера "Ростов" больше не существует. А его самого кто-то вытащил в бессознательном состоянии. Лучше бы он потонул вместе с кораблем.

- Нет "Ростова"... - еле слышно проговорил Арсеньев.

Боцман расслышал эти слова. Он поднял со дна шлюпки скомканную мокрую материю:

- Мы еще повоюем, Сергей Петрович, под этим флагом. Мы, шестеро...

Издалека доносился перестук зенитных автоматов. Эсминцы из группы прикрытия вели бой с самолетами. Потом выстрелы прекратились. Арсеньев еще несколько раз терял сознание и снова приходил в себя. Ему казалось, что прошла вечность. На самом деле они провели в этой чудом сохранившейся шлюпке всего несколько часов. Было еще совсем светло, когда их подобрал один из эсминцев.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Арсеньев поднес к губам жесткий край материи и встал. Слезы застилали его глаза в первый и, вероятно, в последний раз в жизни. Огромным усилием воли он оторвался от прошлого и шагнул к адмиралу.

Адмирал обнял Арсеньева и крепко по-русски троекратно поцеловал его, потом повернулся к строю:

- Моряки с лидера "Ростов", ко мне!

Когда Николаев, Бодров, Клычков, Косотруб и Гуляев выстроились с оружием в руках у мачты, адмирал кивнул головой. Арсеньев окинул привычным взглядом строй моряков. Теперь за их спинами лежало не синее море, а скованная морозом площадь. А дальше - крыши, крыши, запорошенные снегом колоколенки и фабричные трубы, теряющиеся в утренней дымке, - окраина великого города, вставшего на боевую вахту в этот грозный час.

Арсеньев глубоко вдохнул в себя морозный воздух и подал команду:

- Дивизион, на флаг - смирно! Флаг поднять!

Опаленный залпами, пробитый осколками, освященный матросской кровью, Флаг лидера "Ростов" поднялся над окраиной столицы.

Шел декабрь 1941 года.

4. БОЕВАЯ ТРЕВОГА

Перед отбоем курили на лестничной площадке. Это было приятное время, когда день уже закончен и еще остаются свободные полчаса.

После вручения дивизиону Флага миноносца Сомину хотелось услышать подробный рассказ о гибели корабля.

- А что рассказывать? - снайперски точным щелчком Косотруб послал окурок в урну, стоявшую на другой стороне площадки. - Задание выполнили, отбивались, пока могли. Потом... словом, потопили наш корабль.

- Но ты-то как спасся и другие?

- Сам не понимаю! Когда от взрыва лидер переломился, я был на кормовой надстройке. Видел, как упал командир. Бодров тут же надел на него пробковый пояс. А лейтенант Николаев все еще стрелял из зенитного автомата. Тут снова все загудело кругом. Очнулся уже в воде, и мерещится мне вдали шлюпка. Знаю, что мерещится, а плыву. Доплыл все-таки, вцепился в планширь, как черт в грешную душу. Эту шлюпку Бодров заметил. Если б не он - погиб бы капитан-лейтенант. Как закон! И флаг тоже Бодров спас.

- Ну, и дальше?

- Что дальше? Дальше, говорят, уши не пускают! - внезапно рассердился Валерка, но тут же снова успокоился и добавил обычным своим тоном, не то в шутку, не то всерьез. - Вот жаль, гитара моя пропала!

Ваня Гришин расхохотался:

- Вот досада - гитара!

Шацкий, мрачный и неразговорчивый после злополучного выстрела, стоял в стороне и слушал. Его допрашивали в особом отделе, а потом снова послали на батарею - в качестве наводчика на ту же машину, где он раньше был командиром.

- Так, значит, об одной гитаре жалеешь? - спросил Шацкий, гася окурок.

Сомин вступился за Косотруба:

- Ни черта ты, Саша, не понимаешь! Души у тебя нет. Тут такой подвиг, что даже говорить о нем трудно...

Лицо Шацкого перекосилось:

- Ну и молчи, если тебе трудно, а мы - морские люди - меж собой договоримся. Пехота ты задрипанная!

Сомин вспылил:

- Сам заткнись! Думаешь, если моряк, то уже герой. Видели твое геройство...

Удар под челюсть отбросил Сомина к стене. Он упал, но тут же вскочил и, не помня себя, кинулся на Шацкого. Валерка Косотруб никак не ожидал от Сомина такой прыти. "Убьет его Шацкий!" - подумал он и бросился под ноги матросу с криком:

- Тикай, Володька!

Но Сомин не собирался убегать. Он рвался из рук Белкина и Гришина, а Шацкий в ярости молотил кулаками куда попало. Валерка вертелся вокруг него ужом, а осторожный Лавриненко, отойдя в сторонку, наслаждался зрелищем. Он один видел, как в конце коридора показался лейтенант Земсков с повязкой дежурного по части на рукаве.

Почувствовав на своем плече чью-то руку, Шацкий резко повернулся, замахиваясь на нового противника. Земсков был вдвое тоньше матроса и чуть пониже ростом. Под взглядом лейтенанта Шацкий опустил руку. Его губы дрожали.

- Вы меня сейчас не троньте, товарищ лейтенант.

На висках Шацкого вздулись вены. Казалось, он сейчас накинется на лейтенанта, сомнет его, бросит на землю.

Косотруб схватил Шацкого за руки:

- Опомнись, громило! Сейчас дров наколешь!

- Отпустите, Косотруб! - приказал Земсков. - Что здесь за драка?

Лавриненко поспешил доложить:

- Вон тот, товарищ лейтенант, - он указал на Шацкого двумя пальцами, между которыми был зажат обсосанный окурок. - Вот он ни с того, ни с сего заехал сержанту по морде. Мало ему того дела с выстрелом!

- Бросьте папиросу, когда обращаетесь к командиру! - Земсков отвернулся от Лавриненко и встретился глазами с бледным Соминым, который стирал платком кровь с разбитой губы.

- Я сам виноват, товарищ лейтенант, - шагнул вперед Сомин, - у человека на душе кошки скребут, а тут я наговорил ему всякое такое...

- Ладно. Разберемся. Пойдемте со мной, Шацкий.

Земсков быстро пошел по коридору. Шацкий вразвалку побрел за ним.

- Вот горячка! - засмеялся Косотруб. - Теперь заработает. Парень не в себе. Ну, да черт с ним - умнее будет. А ты, Володька, имеешь шанс стать моряком.

Минут десять курили молча. Снова появился Шацкий. Он подошел к Косотрубу:

- Дай-ка махорки.

Косотруб протянул свой кисет:

- Ну, как, морячило? Я думал, ты уже на губе! Сколько суток огреб?

- Не! - мотнул головой Шацкий. Больше он не сказал ничего.

Склянки пробили шесть раз: двадцать три часа. В кубриках, в коридорах раздались крики вахтенных: "Отбой!"

Уже лежа на койке, Сомин пытался восстановить в сознании сцену, которая произошла на площадке. Зла против Шацкого не было. Действительно, не так-то уж он виноват. А Земсков - молодец! Хорошо, что он не арестовал Шацкого. Справедливый человек! Сомин вспомнил, как Земсков провел занятие по огневой подготовке. Лейтенант командовал, а Сомин поочередно замещал все номера расчета. Потом краснофлотец садился за штурвал или становился к прицелу, а командовал Сомин. Лейтенант терпеливо объяснял, заставлял много раз повторять одну и ту же установку данных. Потом занятия шли всей батареей. А после занятий Сомин и Земсков долго разговаривали, пока бойцы чистили орудие. Лейтенант расспрашивал об университете, а Сомин узнал, что Земсков родом из Ленинграда, что мать его - учительница, а где она сейчас - неизвестно.