Юлий Анненков - Флаг миноносца

Так продолжалось несколько часов. Дивизион не подпускал танки ни в лоб, ни с флангов. И с каждым залпом вспыхивали в степи дымящиеся костры, будто горела пакля, пропитанная маслом.

Снова сменили огневую позицию. Связисты то бегом, то ползком, волоча за собой катушки, прокладывали телефонные линии. Один из них - низкорослый белявый паренек остановился, чтобы срастить концы провода, перебитого осколком. Небольшой снаряд разорвался в нескольких шагах от него. Оглушенный юноша упал, закрывая лицо руками. Он пролежал несколько секунд, потом приподнялся и вскрикнул от невыносимой боли в ноге. Санинструктор с сумкой уже бежал к нему.

- Провод! - прохрипел связист, но санинструктор не слушал его. Он поволок раненого, взвалив его на спину, а в это время телефонист командного пункта орал в трубку:

- Комбат один! Комбат один! Товарищ Николаев, отходите, вам заходят во фланг.

Телефонист первой батареи тоже безуспешно кричал и дул в микротелефонную трубку. Телефон не работал. Вдали на холмике командного пункта что-то мелькало.

Николаев поднес к глазам бинокль. Он увидел на фоне неба, на самой вершине бугра, человека, размахивающего двумя красными флажками.

- Морской семафор! - воскликнул командир батареи.

Когда в станице Крепкинской по распоряжению Арсеньева во всех подразделениях изучали сигнализацию флажками, многим это казалось прихотью командира дивизиона, но семафор пригодился.

- Он... Твердо... Ха... Он... - повторял Николаев, следя за взмахами рук сигнальщика. - Это же Косотруб! Вот чертяка! Сейчас убьют!

Вероятно, враги тоже заметили сигнальщика. Несколько снарядов разорвалось на бугре, но Косотруб был словно заколдован. Он только быстрее замахал руками.

- Добро... Иже... Твердо... Есть... Отходите, обходят справа, - понял Николаев.

Три боевые машины немедленно снялись с места. Четвертая не заводилась. Шофер и командир установки Дручков, стоя на высоком буфере, копались в моторе. Остальные заняли круговую оборону. Их было всего десять человек вместе с Николаевым - командиром батареи. Пригибаясь в высокой траве, подходила цепочка немецких автоматчиков. Матросы встретили их дружным огнем из карабинов. Автоматчики залегли, но с фронта уже подползали два танка.

Шофер крикнул Николаеву:

- Комбат, надо подрывать машину и уходить!

- Не разрешаю, - отрубил Николаев. - Кладите снаряды на ящики.

С помощью матросов он уложил на пустые ящики от боезапаса шесть реактивных снарядов, придал им небольшой угол возвышения.

- Бензин!

Дручков уже понял намерение комбата. Прямо из канистра он облил бензином ракетную часть снарядов.

- Отойдите! - Николаев чиркнул спичкой. Бензин вспыхнул. Командир батареи едва успел отскочить. Выбрасывая струи огня, снаряды сорвались с ящиков и полетели вперед над самой травой. От взрывов все затряслось вокруг. Бойцы прижались к земле под градом свистящих осколков. Когда Николаев поднял голову, он увидел, что один из танков перевернулся набок, уткнувшись стволом в землю. Второй был охвачен пламенем.

- Толково! - похвалил сам себя Николаев. Но уже с двух сторон снова наступали немецкие автоматчики. Пуля попала в голову шоферу. Еще один матрос упал навзничь, широко раскинув руки. Николаев подбежал к машине. Мотор работал. Дручков радостно закричал из кабины:

- Порядок!

Выкрики на немецком языке доносились уже с тыла. Из травы поднялась голова в каске. Николаев увидел направленный прямо на него вороненый ствол автомата. "Обошли, окружили со всех сторон!" - пронеслось в его сознании. В это время раздался знакомый голос:

- А ну, держи, фриц!

Несколько гранат разорвались одновременно. Застрекотали автоматы. Мичман Бодров опрокинул ударом приклада немца, который целился в Николаева. С Бодровым было человек шесть.

- Фарватер открыт! - крикнул мичман. - Полный ход!

Под прикрытием автоматного огня боевая машина тронулась. За рулем сидел помощник водителя. Николаев вскочил на подножку. Несколько пуль просвистело мимо него, но немцы уже, видно, поняли, что добыча от них ускользнула. Мичман со своим маленьким отрядом двинулся вслед за машиной. Нужно было торопиться. С фронта снова приближались танки.

Солнце опускалось, но жара не ослабевала. Во всех батареях уже были потери. Арсеньев и не помышлял об отходе. Теперь он чувствовал себя уверенно, как в боевой рубке корабля. Однако напряжение этого дня давало себя знать. Люди заметно устали. Яновский решил пройти по батареям. У Николаева все было в порядке. Возвращенная боевая машина встала в строй. Комиссар подошел к орудию Шацкого. Моряки работали лопатами. Они подрывали землю под колесами машин, чтобы можно было вести огонь прямой наводкой.

"Вот когда пригодился совет генерала Назаренко", - подумал Яновский. Этот бой ничем не напоминал прежние выходы на передовую под охраной авиации и пехоты. Теперь надо было полагаться только на себя. Обойдя все батареи, Яновский вернулся на КП.

- Сергей Петрович, давай-ка подымем флаг, - предложил он.

Через несколько минут Флаг миноносца взвился на длинном шесте. Его увидели на огневых позициях всех батарей.

Клычков, только что закончивший наводку по новому ориентиру, толкнул локтем второго наводчика:

- Гляди, наш флаг!

Тот кивнул головой:

- Ясно. Стоять здесь будем до последнего.

- Ничего не попишешь, браток. Ростов!

У комендора с лидера "Ростов" были те самые мысли, что и у капитан-лейтенанта Арсеньева.

Земсков тоже увидел, как над КП поднялся Флаг миноносца. В это время он направлялся в санчасть, чтобы сменить промокшую повязку. Санчасть помешалась за холмом, в хатенке с сорванной крышей. У завалинки лежал на плащ-палатке матрос. Вытянутые ноги в кирзовых сапогах казались непомерно большими. Лицо было закрыто бескозыркой. Волосы чуть шевелились под ветром.

- Только что умер, - пояснил Юра Горич. - Как ты?

- Все в порядке. Не мешало бы сменить повязку, пока есть возможность.

В сторонке, под деревом, сидел на земле, обхватив голову руками, лейтенант Рощин. Рядом валялась его пустая кобура.

- Ты что здесь делаешь? - спросил Земсков, скидывая гимнастерку. Ранен?

Рощин недружелюбно посмотрел на него:

- К сожалению, не ранен, товарищ начальник разведки. Арестован.

Из домика вышла Людмила. Земсков укоризненно взглянул на нее:

- Из-за вас! - он кивнул в сторону Рощина.

Девушка начала разматывать пропитанные кровью бинты Земскова. Ее прикосновения были легкими и осторожными. Земсков почти не чувствовал боли, но она при каждом обороте бинта шептала:

- Терпи, мой хороший, ну еще минуточку...

Ее волосы касались то лица, то руки, то плеч Земскова. Он, может быть, сказал бы Людмиле что-нибудь хорошее, когда она закончила перевязку, но снова заработали гвардейские батареи - все три сразу. Огонь танков усилился. Разрывы их снарядов по ту сторону холма слились в сплошной грохот. Земсков успел только сказать: