Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

В соответствии с подобным сверхоптимизмом и разрабатывались принципы военной стратегии и конкретные планы: и немецкие, и французские, и российские генштабисты исходили из необходимости и возможности если не единственного решающего сражения (все же нужно было считаться с огромным численным составом тогдашних армий, разворачивающихся при проведении мобилизации), то, во всяком случае, не более чем серии последовательных ударов, требующих в сумме от нескольких недель до нескольких месяцев активных боевых действий.

Что касается продолжительности каждого такого удара, то А. Шлиффен — идеолог и создатель германских планов, приведенных в действие летом 1914 года (умер в 1913 году, не дожив до краха собственных теорий), утверждал, что хотя при новых грандиозных масштабах боев решающая операция уже не может ограничиться одним-двумя днями, но при грамотном командовании никак не должна затянуться до двух недель, как это случилось под Мукденом в Русско-Японскую войну.

На самом деле, с учетом столкновений передовых отрядов, Мукденская битва прдолжалась даже три недели — но что такое три недели по сравнению с длительностью сражений Первой Мировой войны!

Наступление и только наступление — таким был девиз всех без исключения военных теоретиков. Оборона рассматривалась как исключительно временная мера, необходимая, например, для прикрытия каких-нибудь направлений в начальный период войны — пока не полностью развернуты собственные войска.

Немцкое командование рассчитывало в шесть, максимум — в восемь недель полностью покончить с Францией, а затем для завершения победоносной войны с Россией ему требовалось по плану всего два, три, максимум — четыре месяца. В любом варианте военные действия, стартовав в начале августа 1914 года, должны были победно завершиться с наступлением следующей зимы.

Не больше времени отводили себе на разгром Германии и ее союзников и штабы держав Антанты. Англичане и вовсе не собирались всерьез воевать на суше. Заранее подготовив экспедиционный корпус (семь дивизий и одну бригаду) и отправив его в августе 1914 года во Францию, они больше не имели сухопутных войск в метрополии и не планировали их создавать, полагая, что это все равно невозможно до момента скорого завершения войны.

Единодушие в этом вопросе военного руководства противоположных воюющих сторон выглядело бы фантастически комичным, если бы все это на деле не вылилось в трагедии сотен миллионов людей и неисчислимого количества их родившихся и неродившихся потомков. Короли оказались голыми, и это было совсем не смешно!..

Предвидел ли кто-нибудь истинную продолжительность грядущей мировой катастрофы?

Да, такая возможность тоже учитывалась: сведущие военные специалисты должны считаться со всеми теоретически возможными вариантами! Поэтому и подобная перспектива была рассмотрена в 1910–1911 годах (как чисто академическое допущение) одним из российских стратегов, генералом Н.П. Михневичем, но из проведенного анализа не следовало ничего тревожного, поскольку « время является лучшим союзником » российских вооруженных сил, огромные пространства обеспечат России возможность ведения продолжительных военных действий и позволят менее болезненно, чем противникам, выдержать бедствия будущей войны, « как бы долго она ни затянулась и каких бы жертв ни потребовала ».

Совсем близкую к печальной реальности оценку продолжительности военных действий высказал уже прямо накануне начала войны британский военный атташе в Петербурге полковник А. Нокс: война может « затянуться на шесть лет, а возможно и больше ».

Знамением времени было то, что почти никто из российских экономистов и политиков тогда не пожелал обратить внимания на подобные разглагольствования бравых вояк, а если и обратили — то нисколько не обеспокоились. П.Н. Милюков, например, придерживался той же позиции, что и Михневич: России легче справиться с трудностями сухопутной войны, чем противникам. Никаких расчетов при этом не делали, ограничиваясь, по-видимому, взглядом на карту полушарий — руководить по глобусу стало модным (по недостоверным слухам) только в следующую мировую войну!..

Значительно печальнее, что до сих пор такое же поверхностное отношение к проблемам России в Первой Мировой войне встречается у казалось бы серьезных специалистов — правда, по совершенно иным разделам военной истории:

« Затяжная война прежде всего гибельна для Германии. Это у Германии нет природных ресурсов для войны. Это у Германии небольшая территория, которая при технике того времени не могла прокормить такое количество населения. Это Германия оказалась в клещах, это ей выпало воевать на два фронта. Все великие немцы считали такую ситуацию гибельной. Достаточно посмотреть на карту: Германия отрезана от всего мира и окружена со всех сторон. А подвоз морем блокирован британским флотом. Не надо было никаких битв и операций — ноги Германии подкосились бы сами собой. Понимая это, германский кайзер 12 декабря 1916 года обратился к русскому царю с предложением о заключении мира.

Для России в тот момент /…/ война была не проиграна ». В этом заявлении В. Суворова справедливо только одно: фактическое признание, что воевать и тем более наступать не имело ни малейшего смысла.

Осознали ли военные специалисты хотя бы позже, в какой именно тупик зашла военная стратегия? Для наиболее квалифицированных это стало вполне очевидным уже в первые месяцы сражений — примеров их откровенных признаний более чем достаточно.

Но подобная откровенность была не более чем брюзжанием под нос : слишком страшной была истина, заключавшаяся в невозможности достичь военной победы; она противоречила всем прежним представлениям, вошедшим в плоть и кровь профессионального генералитета и офицерства.

Это был подлинный крах всей идеологии милитаризма. Для его осознания помимо ума нужна была исключительная честность мышления, а публичное признание этой горькой истины требовало такой силы гражданского мужества, какой не нашлось практически ни у кого из вояк. Единственное исключение — военный министр Временного правительства А.И. Верховский, заплативший за свою решимость изгнанием из правительства и осмеянный современниками. Британский посол в России Дж. Бьюкенен, например, так записал в своем дневнике: « Верховский /…/, по-видимому, окончательно потерял голову и заявил, что Россия должна немедленно заключить мир ».

Еще хуже, чем военные, вели себя профессиональные политики, привыкшие полагаться на военную силу как на последний и решающий аргумент политических споров.

Ситуация оказалась слишком нестандартной, чтобы историческая и политическая эрудиция, какой обладали, например, П.Н. Милюков или А.И. Гучков, могла компенсировать невысокий уровень их мышления. О дилетантах типа А.И. Терещенко или А.Ф. Керенского и говорить не приходится: их зарубежные коллеги могли водить их за нос сколько угодно…