Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Соловьева повесили 28 мая 1879 года.

Мы же завершим описание этой эпопеи на том, что произошло с Александром Михайловым где-то на рубеже апреля и мая — посредине почти двухмесячного интервала между покушением Соловьева и его казнью.

Слово Льву Тихомирову: « Вскоре после покушения Соловьева на жизнь Александра II, /…/ швейцар квартиры, где проживал А.Д. [Михайлов] , сделал на него донос (благодаря бестактности одного товарища А.Д.), вследствие чего за ним началось слежение. А.Д. очень скоро заметил это, тем более, что знал в лицо шпиона, которого к нему приставили. Но А.Д. жил под прекрасным, подлинным, хотя и чужим видом; он знал, что ничего особенного за ним полиция заметить не могла. Поэтому, хотя он и решился съехать с квартиры, с тем, чтобы потом поселиться под другим видом, но в то же время он считал совершенно излишним сбежать, так сказать, со скандалом. Намерения арестовать его он со стороны полиции не предполагал. Таким образом, он самым благородным манером собрал пожитки, нанял извозчика и отправился на вокзал. Оказалось, что шпион поехал следом за ним. Это немного обеспокоило А.Д., но он все-таки ограничился тем, что из предосторожности отдал на вокзале товарищу (бывшему там согласно условию) разные бумаги и деньги. Разумеется, это было сделано осторожно, в темном закоулке. Сам же А.Д. отправился все-таки брать билет и сдавать багаж. Между тем, вокзал начал принимать очень зловещий вид. Появилось несколько шпионов; они, видимо, стерегли А.Д., ожидая чего-то. Он все это наблюдал, сохраняя, однако, замечательно спокойный вид, так что шпионы, очевидно, оставались в полной уверенности, что он ничего не замечает. Когда А.Д. сел в вагон, один шпион остался у вагона, а другой подошел и сказал что-то жандарму. А.Д. быстро и незаметно перешел в другой вагон (дело было ночью). Между тем на платформе вдруг появился сам Кириллов, начальник канцелярии III Отделения. Кириллов, начинавший свою карьеру простым шпионом, в это время был уже генерал и очень стар, но любил в особенных случаях лично руководить человеческой травлей. Появление его, как А.Д. прекрасно знал, всегда означало неизбежный арест. Нужно было спасаться. А.Д. вышел на площадку вагона и стал в густой тени, а Кириллов что-то сказал своим шпионам; вероятно, приказал арестовать. Но те тут только заметили, что А.Д. исчез. Началась беготня. Один прошел весь поезд из конца в конец, имея наивность даже звать А.Д., вероятно в расчете, что он себя нечаянно чем-нибудь выдаст. Между тем пробил третий звонок. Кириллов, очевидно, получил от шпионов ручательство, что А.Д. должен находиться в поезде, хотя и неизвестно где. Два шпиона вскочили в вагон, надеясь на ходу хорошенько осмотреть вагоны, а А.Д., как только поезд тронулся, соскочил со ступенек вагона и через двор вышел на улицу. От шпионов в пути была прислана Кириллову телеграмма с известием об отсутствии А.Д., а в Москве, немедленно по прибытии поезда, был заарестован его багаж. В чемодане между прочим нашли прекрасный револьвер Смита и Вессона, а также стилет. Этим и ограничилась добыча Кирилловской экспедиции ». [785] А.П. Прибылева-Корба и В.Н. Фигнер. Указ. сочин., с. 50–52.

История слишком примечательна, чтобы оставить ее без комментариев.

Во-первых, предположение о том, что донос на Михайлова сделал швейцар, выглядит нелепо: стал бы Кириллов во главе всей своей своры охотиться на какого-то благообразного молодого человека, приятели которого нахамили швейцару! Несомненно, Михайлова выдал Соловьев; выдал бы и других, но не имел сведений об их актуальных координатах. Недаром немедленно свернули работу и бежали от явного розыска В.Н. Фигнер и другие пропагандисты, действовавшие вместе с Соловьевым в Самарской губернии. Едва ли можно Соловьева за это осуждать — пришлось ему явно несладко.

Во-вторых, Соловьев стрелял в царя из какого-то почти игрушечного пугача , не способного пробить даже сапог. Похоже, что и другие пули также не миновали цели. Между тем, с одной стороны, Михайлов располагал отличным револьвером, доставшимся конторе Кириллова. С другой стороны, известно, что за несколько дней до покушения револьвер, имевшийся у Соловьева, был заменен — якобы на лучший.

Вот не первоначальный ли соловьевский револьвер остался у Михайлова и был им утрачен при бегстве от ареста? И не стилет ли Кравчинского оказался в том же багаже?

Даже если это не так, то, во всяком случае, для такого важного дела, как цареубийство, можно было бы подобрать подходящее оружие. Тем более, что после 1 июля предыдущего года должно было стать ясно, что от выбора оружия зависит очень многое!

Похоже, что Соловьева сознательно направляли на виселицу, вынудив заработать ее хлопаньем игрушки.

Но чего же добивались пославшие его террористы?

« Само III Отделение находилось в слабом и дезорганизованном состоянии, и трудно себе представить более дрянную политическую полицию, чем была тогда. Собственно для заговорщиков следовало бы беречь такую полицию, — при ней можно было бы, имея единый план переворота, натворить чудес. При тогдашнем правительстве, тогдашнем настроении общества и офицеров, да еще при такой полиции, — положительно возможно бы было организовать дворцовый переворот. Но, на счастье России, наши революционеры были все-таки мальчишки и невежды. Они болтали о революции в народе, боялись «буржуазии», боялись «конституции» и вовсе не желали сознательно низвергнуть правительство и тем менее захватить власть в свои руки. Они шли «в террор» просто по бунтовскому темпераменту, по досаде, из мщения за своих собратьев и, — в самом сознательном случае, — из надежды «дезорганизовать» правительство… Как будто можно было желать более дезорганизованного правительства, чем было тогда! /…/ возник «террор» совершенно бесцельный, ибо /…/ революционеры совершенно не ставили себе цели, а называли только причину того или иного убийства, и все больше мелкие, нелепые причины, вроде жестокости, притеснений и т. д. ». [786] Воспоминания Льва Тихомирова, с. 118.

Оставим на совести Тихомирова оценку тогдашней полиции. Отметим нотку сожаления о том, что можно было бы, имея единый план переворота, натворить чудес. В то же время к этим разухабистым строкам воспоминаний Льва Тихомирова не нужно относиться совсем всерьез. Они писались уже тогда, когда Тихомиров стал деятелем, которого уже цитированный С.Л. Чудновский характеризовал так: « Бывший народоволец и террорист (и не рядовой, а генералиссимус [787] Это писалось задолго до того, как Сталина наградили этим почетнейшим титулом. ), а ныне состоящий редактором «Московских ведомостей» и крупнейшим столпом наших реакционеров и обскурантов ». [788] С.Л. Чудновский. Указ. сочин., с. 258.