Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Суворов был великолепным профессионалом, который едва ли мог позволить себе халатное отношение к подобной информации. Поэтому либо Суворов сам был в курсе готовящегося мнимого покушения (это не представляется нам вероятным, т. к. существенно противоречит мнениям о личном характере Суворова), либо кто-то позаботился о том, чтобы письмо вовремя не дошло до Суворова. Так или иначе, но в происшедшей истории последний оказался вне игры .

Едва ли не самым важным для решения вопроса об инициаторах этой великолепной провокации и ее истинном смысле является последующее поведение царя: вплоть до покушения А.К. Соловьева 2 апреля 1879 года Александр II тринадцать лет продолжал гулять по Петербургу практически безо всякой охраны — даже после убийства шефа жандармов Н.В. Мезенцова и покушения на его преемника А.Р. Дрентельна на тех же самых столичных улицах (об этом ниже). Он, следовательно, нисколько не допускал мысли, что какой-нибудь «Ад» возобновит свои попытки цареубийства (в Париже на царя в мае 1867 года покушались поляки, и это — совершенно иной сюжет).

Если даже царь и не был среди инициаторов инсценировки, то позже он должен был понять все — включая и то, что Каракозов, несомненно, явился жертвой провокации.

4 апреля 1866 года Александр II публично заявил: « Бог спас меня, доколе я Ему буду нужен, Он будет меня охранять. Если Его воле угодно будет меня взять, это свершится » [511] Дневник П.А. Валуева, т. 2, с. 115–116. — против этого трудно возразить. Но такими деяниями, как несправедливый приговор Чернышевскому и тем более повешение несчастного Каракозова царь сам встал на путь, лишивший его, в конце концов, Божьего благоволения.

Подводя итоги этой во многом неясной по сей день истории, уместно вспомнить известную мудрость: посеешь ветер — пожнешь бурю . Ведь главным достижением тех, кто стоял за покушением Каракозова (было ли оно всамделишным или понарошку), стало то, что они ввели политическое убийство в обиход российской действительности.

Вся последующая эскалация насилия, вылившаяся в ХХ веке океанами крови, началась с выстрела 4 апреля 1866 года, и не так уж важно, был он настоящим или холостым — ведь залп «Авроры» тоже был холостым!

Жизнь в России текла обычным чередом. Приход новых людей в окружение царя привел к кардинальнейшим переменам в экономической политике: под руководством государственных учреждений был дан старт невероятному развитию промышленности и торговли.

Железнодорожное строительство стало предметом особой гордости всей страны вплоть до начала Первой мировой войны. С 1860 по 1880 год общая протяженность железных дорог выросла с 1.500 до 21.000 верст. [512] В. Юдовский. Указ. сочин., диаграмма № 6. Россия по этому показателю уверенно выходила на второе место в мире, заведомо уступая только Соединенным Штатам.

Именно во второй половине шестидесятых годов были заложены и основы правильной коммерческой деятельности банков, разрушенной большевиками в декабре 1917 года.

В 1864 году в России был открыт первый частный коммерческий банк, в 1866 году — второй. В 1868 году открылось еще два, три — в 1869, шесть — в 1870 и десять — в 1871. С 1865 по 1873 год обороты Государственного банка увеличились в четыре раза, а коммерческих — в пятнадцать (безо всякой заметной инфляции!); при этом на счетах частных банков стало в полтора раза больше средств, чем в Государственном. [513] П.А. Хромов. Экономическая история СССР. Период промышленного и монополистического капитализма в России. М., 1982, с. 108–109.

Приход новых людей сразу ознаменовался и принятием важных прогрессивных законов. 21 ноября 1866 года принят закон, облагавший промышленников гораздо меньшим земским налогом, чем землевладельцев. Этот закон в течение следующего полугода подвергся ожесточенной критике в дворянских и земских собраниях, пока сам Александр II резким окриком не прекратил дискуссии. Данный эпизод еще раз подтверждал необходимость осторожности, с которой царь должен был относиться к расширению участия общества в государственном управлении.

Законом 24 ноября того же года государственные крестьяне были признаны собственниками земельных наделов, находившихся в их руках. Они имели право продавать эту землю в любые руки. Однако они по-прежнему были обязаны уплачивать государству оброчную подать, а в случае продажи земли определенная сумма поступала в казну. Выплатой той же суммы крестьянин сам становился полным юридическим собственником земли и освобождался в дальнейшем от оброчной подати. Тем самым в значительной степени устранялись основные помехи для свободной конкурентной дифференциации этой части крестьянства и выделения из их состава полноценных фермеров — с неизбежным разорением всех остальных и переселением в города.

Любопытная вещь: 21 октября 1867 года Валуев записал в дневнике: « Заседание Кавказского комитета. Нефтяное дело. Государственный канцлер кн [язь А.М.] Горчаков /…/ сказал /…/ с свойственною ему во всех неиностранных делах невежественною наивностью, что при расстройстве наших финансов следует надеяться на провидение, которое может исправить их обильными нефтяными источниками » [514] Дневник П.А. Валуева, т. 2, с. 220. — как великолепно этот «невежественный» князь заглянул на 100–150 лет в будущее!!!

Разумеется, такие перемены вызывали зубовный скрежет у «прогрессивной общественности».

С 1872 года, как упоминалось, в России начинают интенсивно переводить и печатать Маркса. Доходило до того, что очередные тома «Капитала» выходили на русском языке чуть ли ни раньше, чем на немецком. Дело тут не в том, что русские читатели переходили на марксистские позиции — до этого было еще далеко, но убийственная критика капитализма, безграмотно проводимая Марксом, приходилась в России очень по сердцу.

Марксу вторили доморощенные «теоретики». Еще в 1863 году находившегося в ссылке в Астрахани В.В. Берви-Флеровского арестовали по подозрению в причастности к Казанскому заговору, после чего последовало еще семь лет ссылки по разным углам, в том числе — в 1866–1868 годах в Вологду, где он близко сошелся с находившимися там же Лавровым и Шелгуновым. В 1869 году в своем знаменитом труде «Положение рабочего класса в России» — настольной книге не одного поколения революционеров — он агитировал вполне определенным образом: « Промышленная Россия — это страна бедности и богатства; тут одно семейство зарабатывает триста рублей в год, а рядом другое умирает с голоду. /…/ наш крестьянин обнаружил несравненно более такта и здравого чувства, чем западноевропейский. Он нашел великую истину, которой западноевропейский работник никогда не понимал. /…/ Пока вся земля будет предметом собственности, до тех пор будет существовать и крупная и средняя собственность; произвести самое выгодное экономическое положение можно только при всеобщем распространении безоброчного общинного владения ». [515] М. Туган-Барановский. Указ. сочин., с. 433–434.