Нина Молева - Портрет влюбленного поручика, или Вояж императрицы

Такого пиршества человеческих чувств не знал Боровиковский. Для него природа всего лишь отражение человеческих настроений, музыкальный инструмент, струны которого отзываются на прикосновение руки и сердца, как и каждая модель — повод для проникновения в те оттенки настроений, которыми, в представлении художника, так богата человеческая душа. Не столько композиция, прямое физическое сходство, сколько сложность колористического решения, разнообразие самой манеры письма позволяют Боровиковскому подойти к его главной задаче, отвечают тем меланхолическим раздумьям, в которые он погружает свою модель. В этом соответствии стремлению художника или противоречии с ним возникают черты реального характера, оставляющего в конечном счете равнодушным Боровиковского. Подобно тому как Карамзин строит стихотворную строку по принципу мелодической фраз, вслушиваясь в ее звуковой строй, так и Боровиковский находит в лучших из своих портретов аналог меланхолическим переживаниям в бесконечно разнообразном сочетании цветовых полутонов, предвосхищая новый язык русской живописи.

…О ней знали меньше, чем о любой другой модели Боровиковского, и писали больше, чем о любом другом его портрете. Если говорить о символе творчества художника, то первым в памяти возникнет образ еще одной Лопухиной, иначе — Марии Ивановны Толстой, потому что портрет был написан за четыре года до ее недолгого замужества со Степаном Авраамовичем Лопухиным — в 1803 году чахотка унесла двадцатичетырехлетнюю красавицу, ничем не отметившую своего короткого жизненного пути.

В ней все дышит непринужденностью и покоем. Она удивительно удобно оперлась на мраморную столешницу, положив на край шали красивую обвитую. несколькими рядами золотой цепочки кисть руки. От белоснежного в голубых и золотистых отсветах платья веет свежестью. Перехвативший высоко поднятую талию голубой пояс, перекликаясь с голубизной дремлющего в жаркой дымке летнего дня неба, рождает ощущение воздушности девичьей фигуры, как и отведенная в сторону косынка на груди — знойного полуденного часа. В чуть наклоненной к плечу головке, свежем, окаймленном мелкими светлыми локонами лице есть и насмешливость, и легкое кокетство, и уверенность в себе юной женщины, ленивая кошачья мягкость балованного ребенка, своевольного, где-то капризного, но где-то умеющего быть неуступчивым и твердым, ироничным и скрытным. Здесь вся гамма женских чувств, которые ей придется использовать и испытать.

Нет, она не была похожа на брата. На него невозможно быть похожим. Справочники не жалеют самых резких определений в его адрес — авантюрист, бретер, карточный игрок. Двоюродный племянник, Л. Н. Толстой назовет его „необыкновенным, преступным и привлекательным человеком“, ни словом не обмолвившись о Марье Ивановне. Грибоедов увековечит Федора Ивановича Толстого в строках своей комедии:

Пушкин всю жизнь будет колебаться от самой тесной дружбы до такой же открытой вражды и желанием выяснять отношения на дуэли. Он вспыхнет, как порох, от известия, что Ф. И. Толстой — „Американец“ участвует в распространении о нем неблаговидных слухов. В двадцать лет таких обид не прощают. Поэт снимет задуманный эпиграф „Кавказского пленника“, которым должны были быть строки посвященного „Американцу“ стихотворения П. А. Вяземского, заявит о желании „резкой обидой отплатить за тайные обиды человеку, с которым расстался приятелем“ и удовлетворит это желание сатирическими строками в послании „Чаадаеву“ и злейшей эпиграммой:

Ответная эпиграмма Ф. И. Толстого приводит к тому, что все время южной ссылки и жизни в Михайловском Пушкин готовится к дуэли и, едва добравшись до Москвы, в день приезда поручает одному из друзей передать вызов „Американцу“. По счастью, Толстого не оказывается дома, и былых приятелей удается помирить. Восстановленная дружба приводит к тому, что Пушкин поручает „Американцу“ сватовство к Н. Н. Гончаровой, приглашает его на дружеские пирушки, на чтение „Полтавы“. После встречи с А. П. Ермоловым он пишет свату: „Я нашел в нем разительное сходство с тобою“. А Толстой почти одновременно отзывается в письме П. А. Вяземскому: „Пушкин с его страстью к картам и нежностью к Гончаровой — для меня погиб“.

Рядом с колебаниями Пушкина отзывы тех, кто неизменно сохранял дружеские отношения с „Американцем“, П. А. Вяземский берет Толстого под защиту в письме к А. И. Тургеневу. Суровый в оценке людей А. И. Герцен отзовется о нем с подчеркнутой почтительностью: „Я лично знал Толстого и именно в ту эпоху, когда он лишился своей дочери Сарры, необыкновенной девушки с высоким поэтическим даром“. В „несуразном характере“, по выражению москвичей, Толстого было жениться на таборной цыганке и ввести ее хозяйкой в знаменитый дом на углу Староконюшенного переулка и Сивцева Вражка. Но в его характере — а этого многие из современников не замечали за эксцентричностью поступков — было и дать обеим дочерям от графини-цыганки превосходное образование. Сарра Толстая считалась очень хорошей музыкантшей. Она увлекалась Моцартом, Бетховеном, но хорошо знала и русскую народную музыку. „Поэтический дар“, о котором говорит А. И. Герцен, позволяет ей писать стихи на немецком и английском языках. Только с помощью переводчика М. Н. Лихонина они стали известны через год после смерти поэтессы в русском издании.

В доме „Американца“ и особенно в его родовом сельце Глебове Звенигородского уезда всегда гостят литераторы и артисты. Толстой принимает посильное участие в трагической судьбе композитора А. А. Алябьева, несправедливо обвиненного в нечестной карточной игре и убийстве своего партнера майора Времева. Толстой утверждал, что игра была самая честная, но несчастливая, поскольку все связали достигший шестидесяти тысяч рублей проигрыш майора с его скорой кончиной, хотя произошла эта смерть от апоплексии и притом не в доме А. А. Алябьева, а спустя несколько дней, на первой от Москвы почтовой станции.