Олег Вите - Творческое наследие Б.Ф. Поршнева и его современное значение

Первобытная собственность, естественно, занимала Поршнева больше всего.

После приведенного выше обзора поршневских исследований, отнесенных к другим наукам, его анализ становления первобытной собственности практически не требует комментариев:

«Размежевание территории двух групп, запрещение вступать на чужую территорию, иначе как при определенных условиях, было, по-видимому, важным элементом формирования первоначальной, древнейшей групповой собственности.

Соседям было запрещено уносить те или иные предметы с данной территории, членам данной группы было запрещено отдавать те или иные предметы (в том числе огонь) соседям. […] Это положение служило предпосылкой того, что орудия не рассеются с данной территории, что неистраченная часть их будет накапливаться тут же.» [140] См.: «Проблемы возникновения человеческого общества и человеческой культуры.» «Вестник истории мировой культуры.» — М.: 1958. — № 2, с. 35, 36. «Следовательно, для этой формы общинной или групповой собственности характерно отсутствие каких-либо противоречий с тенденцией к индивидуальному присвоению. В роли несобственников здесь выступают отнюдь не члены данной группы, каждый в отдельности. Несобственниками оказываются лишь соседние группы или их члены». [141] Там же, с. 35.

Здесь Поршнев противопоставляет формы коллективной собственности первобытной эпохи ее формам в СССР и других подобных странах, где — и в случае государственной, и в случае кооперативной (колхозной) собственности — в роли несобственника выступают именно «члены данной группы каждый в отдельности».

В заключение темы упомяну современные экономические исследования по теории прав собственности, в которых, независимо от Поршнева и следуя совершенно иной логике, получены важные результаты, хорошо перекликающиеся с поршневским анализом.

В рамках общей формулы отношений собственности «нельзя, кроме как в случае…» все же следует выделить два существенно различающихся подвида: симметричное и асимметричное отношения собственности.

Симметричное отношение собственности выражается формулой обычной сделки рыночного обмена. Роли собственника и несобственника здесь взаимозаменяемы, а потому — симметричны.

Другими словами, в симметричном отношении фактически присутствуют одновременно два отношения, субъекты (стороны) которых в каждом из них меняются местами: собственник в рамках одного отношения оказывается несобственником в рамках другого и наоборот.

Напротив, то, что марксисты называют собственностью на средства производства, является асимметричным отношением собственности даже в том случае, если оно подпадает под общую (симметричную) формулу рыночного обмена.

Специфика второй группы отношений состоит в том, что «средства производства» — вещь особая. Несобственнику она необходима для того, чтобы, «потребляя» эту вещь, производить для себя средства существования (жизненные средства).

Отсюда и главное отличие этих отношений собственности: они предполагают совершенно особую «церемонию» допущения несобственника к чужой вещи, совершенно особые условия, на которых собственник соглашается допустить несобственника к ним.

Вот что об этом говорит Поршнев:

«В классово-антагонистическом обществе собственность на средства производства принадлежит не всему обществу, а монополизировавшей их части людей; такие производственные отношения защищаются правом частной собственности (иногда — групповой), которое не допускает остальных людей к пользованию этими средствами производства, иначе как с согласия собственника, то есть служит ему правом эксплуатировать других людей за то, что он допускает их к пользованию этими средствами производства». [142] «Феодализм и народные массы.» — М.: Наука, 1964. С. 29–30.

Специально о феодальной земельной собственности Поршнев пишет:

Ее экономическая сущность — «существование монополии меньшинства общества на распоряжение землей. В условиях господства мелкого производства, притом преимущественно сельскохозяйственного, наличие такой монополии принуждает непосредственных производителей получать землю у монополистов для возделывания и отдавать им за это часть своего труда или продукта труда.

[…] Срастание же земельной собственности с политической властью при любых исторических видоизменениях служило лишь средством создания этой монополии, ее укрепления и маскировки». [143] Там же, с. 41.

Короче говоря, условием допуска несобственника к этим специфическим вещам является то, что он должен производить больше, чем необходимо ему самому, и этот избыток передать собственнику. Другими словами, отношения собственности на средства производства есть механизм принуждения к избыточному труду.

Именно эти отношения обеспечивают экономический рост и вообще человеческий прогресс. Именно поэтому марксизм рассматривает их как экономический фундамент любого общества.

Не буду касаться дискуссий о распространенности тех или иных форм собственности при феодализме. О правомерности самого обобщения «феодализм».

С точки зрения излагаемой темы, важна именно логика выстраивания отношений собственности, их общая «формула». Однако замечу: современное развитие теории «рентоизвлекающего» и «прибылеизвлекающего» экономического поведения означает фактическое признание правоты «ортодоксального» марксизма, выделяющего феодализм в самостоятельную ступень развития человечества и утверждающего, что даже в самой развитой своей форме — денежной — феодальная рента остается именно феодальным, а не буржуазным явлением.

О принуждении к труду в рамках настоящего обзора остается сказать еще несколько слов.

Выше уже упоминалось, что человеческий труд начинается там, где появляется принуждение.

В дальнейшем принуждение расщепляется. С одной стороны, от него отпочковывается самопринуждение, аутоинструкция, внутренний план действий.

Физиологически последний остается принуждением — заменой действий, подсказываемых первой сигнальной системой, на действия, с ее точки зрения не нужные или даже вредные. С другой стороны, внешнее принуждение трансформируется в принуждение к избыточному труду.

Поршнев специально останавливается на необходимости для человеческого развития такого «излишка»:

«В основе всей истории производства вообще лежит способность людей производить больше, чем им нужно для восстановления затраченных в этом акте сил. Отсюда возможность и специализации, и обмена, и производства объектов культуры, и присвоение чужого прибавочного продукта (эксплуатации). Много думали и спорили: почему у человеческого труда есть это свойство […]?». [144] «О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии).» — М.: Мысль, 1974. С. 404.