Олег Вите - Творческое наследие Б.Ф. Поршнева и его современное значение

Поршнев подробно анализирует «поразительное сходство исторических судеб этих двух реакционных империй», двух «исторических близнецов», которым удались «огромные завоевания». [20] Там же, с. 33–37.

«В чем же была причина успехов монгольских и немецких завоевателей? Именно в том, что они представляли рецидив варварской государственности, тогда как более передовые народы уже перешагнули к более высокой стадии феодального развития и как раз поэтому в тот момент не были прикрыты достаточно прочной государственной броней». [21] Там же, с. 35.

«В конце 30-х — начале 40-х годов XIII века», — пишет Поршнев, — «Русь оказалась зажатой с запада и с востока между двумя завоевательными империями, с гигантской силой распространявшимися навстречу друг другу». [22] Там же, с. 30.

Проанализировав многочисленные прямые и косвенные свидетельства позиций «двух хищников» по отношению друг к другу, Поршнев приходит к выводу:

«Если б Русь оказалась раздавленной и границы двух империй сошлись бы на ее опустошенной территории […], можно уверенно предположить, что оба хищника не вступили бы в борьбу друг с другом — по крайней мере, сразу, — а, взаимно прощупав силы, полюбовно поделили бы мир между собой». [23] Там же, с. 37.

Роль Руси в этих событиях обозначена с необыкновенным пафосом и фактически (хотя и не явно) сопоставляется с ролью, которая выпала на СССР именно в то время, когда писалась статья:

«Одновременная борьба Руси с Золотой Ордой, то есть с западным ответвлением монгольской империи, и с Тевтонским орденом, то есть с восточным ответвлением империи германской, была глубоко прогрессивной и имела значение поистине всемирно-историческое. Она, в полном смысле слова, была делом всего передового и прогрессивного человечества. […] И народ русский словно инстинктивно чувствовал в ту эпоху, что от него зависит что-то огромное, хотя и не укладывающееся в сознании, что он должен совершить что-то почти сверхчеловеческое. Это ощущение породило образы русских богатырей в складывавшихся именно тогда былинах. И образы эти не были одной мечтой, восполнявшей недостаток силы. Они были идеалом, воплощавшимся в жизнь». [24] Там же, с. 37, 40.

Поршнев обращает внимание на то, что современники (русские летописцы XIII–XIV веков) почувствовали в Ледовом побоище событие, относящееся к судьбам всей русской истории, а не только к одному лишь Новгородскому княжеству. Новгородский летописец идет еще дальше, приписывая Александру Ярославовичу уже всемирную славу. «Перед нами», — замечает Поршнев о новгородской летописи, — «редчайший для древнерусских текстов пример космополитизма, всемирного масштаба в оценке исторического факта». [25] Там же, с. 41. Уже через два года после опубликования этих слов возможность использования советскими авторами термина «космополитизм» в позитивном значении будет надолго закрыта.

Однако, — пишет Поршнев, — Русь не могла дать одновременный отпор обеим империям. «Александр Невский сделал выбор: нанести удар по западному агрессору и пойти на компромисс с восточным». [26] Там же, с. 44. В частности, он «добровольно обязался платить Золотой Орде „выход“». [27] Там же, с. 42. И такой выбор, по мысли Поршнева, имел глубочайшие «диахронические» последствия для всего человечества.

Хотя Тевтонский орден и сохранился после Ледового побоища, его значение как «железного кулака», с которым приходилось считаться во всех европейских делах, резко упало. Не прошло и двадцати лет, как «гигантская завоевательная держава Гогенштауфенов перестала существовать». [28] Там же, с. 43. Рецидив разрушительной и агрессивной варварской государственности перестал тормозить развитие Европы по пути «феодального прогресса».

Напротив, в Азии ликвидация подобного рецидива была растянута еще на два века:

«Русь принуждена была не только допустить сохранение необъятной и мертвящей монгольской империи, но и сама стать, хотя бы в известной мере, ее составной частью. Только такой ценой могло быть куплено в тот момент движение вперед остальной части человечества». [29] Там же, с. 44.

Наконец, итоговый вывод Поршнева:

«До XIII века всеобщая история не может констатировать безусловной отсталости общественного строя Востока по сравнению с Западом или вообще кардинального несходства исторических судеб Востока и Запада. Только с XIII века это явление выступает на исторической сцене. Европа быстро идет вперед.

Азия погружается в застой. Нельзя не объяснить этого разной судьбой двух реакционных империй, до того развивавшихся с такой удивительной симметрией.

Выбор, сделанный Александром Невским, хотя сам детерминированный, в огромной степени в свою очередь детерминировал расхождение путей Запада и Востока». [30] Там же, с. 44.

Таким образом, в знаменитую фразу «Русь спасла Европу от монголов» необходимо внести, с точки зрения Поршнева, важное уточнение: прежде всего, от собственных, европейских, «монголов».

Поршнев предложил решительно пересмотреть содержание понятия «рабовладельческое общество». [31] «Феодализм и народные массы.» — М.: Наука, 1964. — Приложение. «Теория феодального синтеза.»

Он показал, что рабовладельческое общество как внутренне связанный социальный организм, как единое развивающееся целое не может быть сведено к рабовладельческому «государству». Слишком много связей и противоречий, которые безусловно являются сугубо внутренними для системы классической рабовладельческой экономики, не могут быть обнаружены внутри границ «государства». Где же тогда, — пишет Поршнев, — «подлинная граница внешнего и внутреннего? Не ошибаемся ли мы, поддаваясь политико-юридической иллюзии, будто она совпадает с границей государства?» [32] Там же, с. 511. «Не проявляется ли в этом», — пишет он в другой статье, — «некоторое наследие государственно-правового взгляда на исторический процесс?» [33] «Мыслима ли история одной страны? Историческая наука и некоторые проблемы современности. Статьи и обсуждения.» Ред. коллегия: М.Я. Гефтер (отв. ред.) и т. д. — М.: Наука, 1969. С. 306. Ссылаясь на работы советского историка А.Мальчевского, Поршнев пишет:

«Процесс воспроизводства в античном рабовладельческом обществе оказывается невозможным без регулярных и грандиозных по своим масштабам захватов „извне“, причем захватов не только продуктов труда других народов, но прежде всего части самих этих народов, становящихся внутри рабовладельческого государства основной производительной силой, основным производящим классом». [34] «Феодализм и народные массы.» — М.: Наука, 1964. С. 511.