Константин Гордиенко - Буймир (Буймир - 3)

Выстрел оказался в самом деле точным, хотя и запоздал... Ефрейтор выронил из рук автомат, остолбенел... Полицай Хома и автоматчик, целившиеся в Теклю, распластались на снегу. Из перелеска бурей, снежным ураганом вылетели белокрылые народные мстители.

Опомнившись, ефрейтор дал тягу.

- Огонь! - скомандовал не потерявший самообладания Тихон, пытаясь отбить нападение.

Полицаи беспорядочно ударили из винтовок и кинулись вслед за ефрейтором. Курт рысцой бежал к селу - задыхаясь, весь в поту, мешал тяжелый зад. Бежал и верещал, как заяц, боялся, как бы не настигли партизаны, не ушла машина. Рука горела, кровь лилась ручьем, след тянулся по снегу. Полицаи, прикрывая ефрейтора, по команде Тихона вслепую дали залп из винтовок и бросились к школе - единственному надежному бастиону, другого спасения нет. Встанут у окон, дверей и будут защищаться, пока не придет подмога. А в том, что подмога скоро придет, нет никакого сомнения. На их глазах машина с начальством рванула к райцентру, потонув в облаке снежной пыли. Возле грузовой суетились автоматчики, не могли завести мотор, Курт в панике повернул туда, - только короткие голенища мелькали.

Но всех больше набралась страху, бесспорно, Санька, с разрешения Курта наблюдавшая издали, как спроваживают на тот свет Теклю. Она совсем потерялась... Из перелеска застрочили автоматы, засвистели смертоносные пули, из овражка выползли осатанелые партизаны, - и Теклю, похоже, спасли. Все пошло кувырком! Санька приметила, как бросился к селу ошалевший от страха ефрейтор. Удивительное проворство проявила и дочка старосты: убегая от партизан, она летела впереди всех.

Из окон смотрели довольные лица - прытка Старостина дочка, на коне не догонишь, запыхалась, запарилась, земля под нею дрожит.

Расторопная девка, что и говорить.

- Спасайтесь! Партизаны! - встревожила домашних и кинулась запрягать коня.

Соломия чуть умом не тронулась, столько добра приходится бросать, не знаешь, за что и браться. Староста с женою напялили кожухи, прихватили узелок с золотом, сунули в мешок. Селивон взял под мышку винтовку, сели в сани, - только их и видели! Неужели староста станет держать слабосильного коня? Такая суматоха на селе поднялась, что и описать невозможно. Никогда не думали не гадали, не ожидали опасности...

Жили под надежной защитой, верили в силу германского оружия. Ефрейтор вечно посмеивался над лесной угрозой: партизаны духу нашего боятся. А теперь удастся ли самому спастись? Может, закопается где в стог, пересидит опасные часы...

Опоздали партизаны, ой как опоздали! Подоспей они на минуту раньше, не угасли б твои синие глазки, дитятко! Все поплыло перед ней, затуманилось, таяли последние проблески сознания. Подкосились ноги, Текля упала на снег.

Метелица заволокла все вокруг снежной пеленой, но кусты раскиданы редко, партизаны сумели подобраться ползком к самому оврагу и оттуда обрушились внезапным прицельным огнем. Теклю спасли на краю могилы, а дитя не устерегли.

Данько Кряж скинул кожух, закутал женщину, перенес через овраг, передал партизанам. Друзья на скорую руку засыпали детскую могилку, чтоб не бередить материнское сердце.

С автоматами наготове Марко и Сень выбрались из яра, запыхавшиеся, расхристанные, ненависть обжигала сердце. Полицай Хома, сидевший на снегу, - его ранило в ноги, - завидев Сеня, привстал на колени, протянул руки, завопил:

- Господин... пан... добродий... товарищ...

Упал вниз лицом - замолк навеки. Сень отлично знал их коварные повадки, - пройдешь мимо полицая, он прошьет тебе автоматной очередью спину.

Понимая, что настала расплата, они жалко канючили в свой смертный час. Марко это не впервые видит. Заплывший жиром эсэсовец выпучил глаза, дрожит от страха, размазывая слезы по лицу, хрипит, просит пощады:

- Пан... дойч капут... Гитлер капут... аллес капут...

Марко задохнулся от гнева и отвращения, глаза его засверкали. У меня есть человеческое сердце, я мог бы тебя пощадить. За что же ты наших детей, облив керосином, сжигаешь? Убивай меня, но детей зачем убиваешь? Зачем матерей с детьми заживо бросаешь в яму? За муки, за страдания народные, за поруганную советскую землю получай, злодей!

Марко резанул автоматом, разнес череп гестаповцу.

Гитлеровцы хотели превратить цветущий край в кладбище, в выжженную пустыню, разукрасить землю виселицами!

Теклю удалось спасти на краю могилы. Весть эта мигом облетела весь отряд. У Марка душа болела о ней, но он повел партизан к школе: время не ждет, надо вызволять из плена оставшихся в живых женщин и детей, не дать гитлеровцам перестрелять их. Одну могилу уже засыпали...

Каратели в отдалении мечутся возле грузовой машины, видно, что-то не ладится у них.

- Огонь по машине! - подает команду Марко. - Бейте в мотор!

Партизаны залегли за пригорком, повели обстрел, хотя и далековато было. Каратели ответили автоматным огнем. Пули взметали снег на пригорке, не высунешь головы. Все же увидели, как гитлеровец, пытавшийся забраться в кузов, сполз на землю мешком.

- Хлопцы, не стреляйте по сапогам! - отчаянно закричал Родион Ржа, сказалась тут хозяйственная жилка. Он без устали бил из винтовки прицельным огнем, с единственной мыслью: захватить в свои руки Шумахера и Селивона, от которых натерпелся столько лиха.

Каратели тем временем вывели машину из-под обстрела.

Сеню кажется, что Марко допустил ошибку: вместо того чтобы лощиной подобраться к грузовику, они залегли далеко за бугром.

- Неужели гитлеровцы будут дожидаться, пока ты обойдешь их? возразил Марко.

И словно в подтверждение его слов, грузовик тронулся с места, завернул за угол дома, подождал, пока в него перенесли раненых, и понесся из села. На глазах у всего населения гитлеровцы пустились наутек от партизан.

Вскоре, однако, послышались частые выстрелы, разрывы гранат, видимо, отряд Мусия Завирюхи, двинувшийся в обход села, подбил машину, уничтожил карателей.

Надо было во что бы то ни стало освободить узников, а к школе не подступиться: полицаи поставили в дверях пулемет, держали площадь под обстрелом. Стемнеет не скоро, а время не ждет. Марко расположил партизан в ложбинке, поросшей редкими деревьями, приказал Максиму Сопилке бить по окнам прицельным огнем, а сам решил пойти на хитрость: полицаи, наверно, не готовились к обороне, так как не ждали нападения. Будь у них миномет, они бы могли уничтожить партизан.

Марко подался ложком в обход школы, взяв с собой Родиона и Сеня. На улицах живой души не было. Заслышав перестрелку, люди попрятались в хатах. Проходя мимо конюшни, Родион вывернул из телеги оглоблю, - поди раскуси, что у него на уме. Сень даже глумливо усмехнулся.

Застрочил пулемет, стрельба усиливалась, партизаны приняли огонь на себя, делая вид, что собираются взять школу приступом, - Максим Сопилка действовал точно по указанию Марка.