Михаил Назаров - Тайна России

Заметим в этой связи, что для подавления этих восстаний использовались в основном мобильные карательные отряды интернационалистов, безжалостные к чуждому им русскому населению. Они составили ударное ядро Красной армии из более 250.000 бойцов (венгров, австрийцев, поляков, чехов, финнов, прибалтов, китайцев и т. п.). Исследователь этого вопроса М. Бернштам пишет, что "это была денационализированная и деклассированная человеческая прослойка… сорганизованная" из военнопленных и из люмпен-пролетариата разных стран, находившегося в России на заработках", а также из "интернациональной социалистической интеллигенции, оказавшейся в России или съехавшейся туда сразу после революции [69]. (К этому причастны и некоторые пассажиры ленинского поезда и парохода Троцкого, ставшие комиссарами) По советским данным, в 1918 г. интернационалисты составляли 19 % Красной армии, в 1920 г. после всеобщей мобилизации населения — 7,6 %.

М. Бернштам отмечает, что столь высокий процент иностранцев уникален в истории гражданских войн. "Для войны, в которой основные операции — не стратегические фронтовые, а подавление повстанчества и сопротивления коренного населения, роль 8-19-пооцентного ударного костяка именно на подавлениях сосредоточенного, является ключевой ролью в победе режима над населением".

Но вернемся к белым политикам. Влиятельнейшим из них был один из патриархов революционного движения, масон и член "Политического совещания" Н.В Чайковский, который настойчиво утверждал "правильную организацию власти" в Белом движении, необходимость "разграничения военной и политической власти", военные должны только воевать, передав все политические функции своим правительствам и "не вмешиваясь" в "политическое управление страной" [70]. Причем, как уже показано выше, парижское "Политическое совещание" предписывало Белым армиям даже войну вести на "демократической основе" — что еще никому в мире не удавалось.

Это справедливо раздражало военных, даже Деникина, которому по сути предписывалось в выборном "демократическом представительстве" дать право голоса и социалистам, и казачьим самостийникам; в то время как он и Колчак считали, что в тогдашнем хаосе была возможна лишь национальная диктатура. По признанию белого поверенного в делах в Лондоне К.Д. Набокова, "большинство русского офицерства ненавидит Антанту" [71] из-за ее поощрения антирусских сепаратистов. Даже в Северном правительстве, которое стояло "на первом месте по демократизму", приведенная телеграмма "Политического совещания" вызвала "немало недоумения" [72]. Тем не менее и Деникин, и Колчак, и Миллер были вынуждены выдавливать из себя "демократические обещания"… А их неисполнимость в военное время лишь укрепляла им на Западе славу "диктаторов"…

Не удивительны поэтому слова Деникина о "Политическом совещании": армия "не имеет в Париже никакого представительства, ни в смысле защиты наших интересов, ни в осведомлении Запада о деятельности и боевых успехах армии Юга, ни даже простого опровержения тех вздорных слухов и небылиц, которые распространялись нашими недругами"; еще резче была оценка Врангеля: члены «Совещания» стремились "вредить в иностранных кругах тому делу, которое с таким трудом приходилось вести" [73].

Демократически суженный кругозор февралистов сказался и в геополитике. Призывая к борьбе с "последним союзником Германии — большевицким правительством продуктом одной из военных махинаций германского военного изобретения, при помощи которых Германия пыталась обрести господство над миром" [74], делегаты в Яссах возлагали вину за победу большевизма только на Германию, имея в виду транзитные вагоны для группы Ленина, но упуская из виду не менее вместительный пароход и американский паспорт Троцкого, как и "помощь единоверцам" Шиффа (которая, вероятно, шла через те же скандинавские банки Варбурга и др.).

Наивно напоминая союзникам о "мировой опасности большевизма" (на примере революционной агитации в Германии, Польше, Венгрии), о том, что борьба с ним нужна не только для спасения России, "но и для спасения европейской, может быть, более того мировой культуры" [75], - участники делегации не догадывались о роли в этом все того же Уолл-Стрита, который тогда поддерживал эти пропагандистские акции большевиков в Европе (подтверждено документально проф. Саттоном).

Правда, в заслугу "Русской делегации" в Яссах следует поставить то, что после большевицкого переворота представители как левых, так и правых партий, забыв о прошлых спорах, проявили единство в сохранении целостности России: "Отрицание Брестского договора и признание единой, неделимой России в границах августа 1914 года, за исключением, однако, Польши" [76]. На подобной позиции (делая еще одно исключение: для Финляндии) стояли и последующие белые правительства. Однако сохранить единую Россию в союзе с Антантой, при такой ее политике, они не могли.

Следуя инерции Мировой войны, они видели опасность единству страны только со стороны Германии, стремившейся оторвать от России Малороссию и Прибалтику, хотя уже тезисы президента США Вильсона о предстоявшем после войны "самоопределении наций" выдавали те же цели Антанты. И даже когда эти цели стали очевидны, — это мало что изменило в проантантовской ориентации многих февралистов.

Примеры расчленительской антирусской политики Антанты отчасти приведены выше на примерах Прибалтики, Украины, Закавказья. Есть и официальный документ высшего уровня: в мае 1919 г. в ноте Клемансо, подписанной также Вильсоном и Ллойд Джорджем, выдвигалось требование к Верховному Правителю России Колчаку признать фактическую самостоятельность всех новообразованных государств [77]. (Опять-таки заметим, что их почти везде, при поддержке Антанты, возглавили масоны. Так, помимо чехословацких руководителей Т. Масарика и Э. Бенеша, в масонских источниках [78] упоминаются: в Польше Пилсудский, в Грузии премьер-министр Гегечкори и министр иностранных дел Чхенкели; на Украине председатель Центральной Рады М. Грушевский, затем председатель Директории Петлюра, много масонов было среди прибалтийских политиков, например, премьер-министр Литвы М. Слежявичус и будущий президент Латвии Земгал).

Деникин потом горько упрекал союзников, что они, не признав официально ни одно из русских белых правительств (за исключением признания «де-факто» Врангеля ради спасения Польши), охотно и торопливо признавали все новые государства, возникшие на окраинах России [79] (Эти "независимые государства" подобострастно заискивали перед Антантой, отказываясь помочь Белому движению. Потом, когда коммунизм в виде исторического возмездия пришел и на их землю, все они — чехи, поляки, кавказцы, эстонцы и даже наследники знаменитых латышских стрелков — винили в этом только русских…)