Юрий Шевцов - Новая идеология: голодомор

После разгрома Польши в 1939 году произошло некоторое возрождение внимания украинской националистической и нацистской пропаганды к голоду 1932–1933 годов. Это логично: украинские националисты так и не получили из рук немцев ни своей республики в Закарпатье, ни своей республики на руинах Польши в Галиции-Волыни.

В рамках германской политики украинскому национализму осталась одна функция – быть антисоветской силой, которая, быть может, получит от нацистов в ответ на лояльность свою государственность на руинах СССР. Украинская националистическая пропаганда, прежде всего пропаганда через структуры Организации украинских националистов (ОУН), после сентября 1939 года перенастраивается на антисоветизм. Именно в это время тема коллективизации и голода 1932–1933 годов всплывает вновь. Впрочем, даже после начала войны Германии против СССР лишь одна серия немецких пропагандистских листовок была посвящена теме голода [52].

Во время Второй мировой войны голод 1932–1933 годов не воспринимался украинцами Восточной Украины как нечто консолидирующее нацию, как нечто, за что надо мстить советской власти. Муссирование темы голода как следствия коллективизации подразумевало бы роспуск колхозов, но в Восточной Украине нацисты колхозы сохранили – их роспуск откладывался на послевоенное время. Объемы продовольственных поставок немецкой армии, за исключением Западной Украины, где колхозов почти не было, доводились напрямую до как бы бывших колхозов, а не до индивидуальных хозяйств.

В Восточной Украине новое поколение практически не знало ни христианских ценностей, ни несоветских вариантов идентичности. Напоминание о голоде 1932–1933 годов в украинских городах или в среде молодежи не вызывало никаких заметных эмоций.

Украинский национализм в городах восточной части Украины скорее был направлен против евреев как своего рода конкурентной этнической общины. Частично – против русских. В восточноукраинской деревне тема голода также не вызвала заметного отклика. Судя по материалам Украинского штаба партизанского движения, эта тема в контрпропаганде отсутствовала. «Коллективный бедняк» помнил в основном о былой неграмотности детей, регулярных голодовках из-за неурожаев и об отсутствии техники в хозяйстве.

Оккупанты отнюдь не стремились создавать условия для быстрой социальной революции от колхоза к индивидуальному хозяйству. Сначала колхоз сохранялся как удобный институт, с прежними председателями и аппаратом управления. Затем, когда на части Украины колхозы распустили, прежний аппарат власти сохраняли для фискальных нужд. Инвестиций в фермерское хозяйство не было. Немцы выкачивали из деревни самую трудоспособную часть населения – молодежь, а часть мужчин мобилизовали в полицию.

Наконец, оккупанты не допустили формирования на Украине рынка и рыночных отношений. Фермерское крупнотоварное производство не могло возникнуть в принципе: уже зимой 1941–1942 годов немцы начали масштабные реквизиции продуктов для нужд армии и Германии, затем тяжесть поставок только нарастала, пока в конце 1942 года оккупированная часть Украины не встала на грань голода [53].

Тема голода оказалась политически невостребованной.

Несмотря на то что голод 1932–1933 годов был ужасен, разочарование оккупационной властью привело в Восточной Украине к возврату просоветских симпатий, и после отхода немцев на запад в 1943–1944 годах в Восточной Украине антисоветского партизанского движения создать не удалось.

Более того, после освобождения Западной Украины от немцев именно восточные украинцы составили здесь костяк антибандеровских формирований советской власти. Предпосылки к этому сложились еще во время Второй мировой войны, когда был предпринят известный поход соединений Ковпака от Путивля до Карпат. В основном именно партизан этого соединения впоследствии направили воевать против Украинской повстанческой армии (УПА).

В то же время в Западной Украине антисоветское партизанское движение Украинской повстанческой армии было массовым и длилось долго. Националистическое подполье в Западной Украине уничтожало присланных восточных украинцев, видя в них предателей националистических ценностей.

Наиболее антисоветскими оказались в годы Второй мировой войны регионы, где голода, сопровождавшего коллективизацию, не было и где украинцы на уровне массовой памяти с ним не сталкивались. В первую очередь это та часть Украины, которая в 1932–1933 годах находилась в составе Польши.

Украинское националистическое движение в годы Второй мировой войны было представлено не только коллаборантами, до конца воевавшими на стороне нацистов, очень заметным с начала 1943 года было антисоветское, антинемецкое и антипольское движение УПА. Эта организация, основанная радикальными украинскими националистами, первоначально союзными нацистам, – Организацией украинских националистов, – после ухода в лес не использовала тему голода 1932–1933 годов в своей пропаганде.

Вероятно, в 1940-х годах еще было сложно доказать украинцам, будто голод был бедствием именно украинским. Свидетелями того голода были массы крестьян Восточной Украины, и сделать из голода элемент украинской этнической консолидации, ввести эту тему в контекст образов, созданных «свiдомой» интеллигенцией УПА, в то время было еще невозможно.

Превращение интерпретации голода 1932–1933 годов в идеологию голодомора произошло только после Второй мировой войны. Формирование идеологии голодомора связано в основном с психологической войной, которую в годы холодной войны вели между собой США и СССР. Идея голодомора развилась в среде украинской эмиграции, связанной корнями с ОУН–УПА, в Канаде, Великобритании, Германии, США. Как правило, эти эмигрантские группы концентрировались вокруг редакций пропагандистских СМИ, работавших против СССР. Прежде всего вокруг украинской редакции Радио «Свобода» в Мюнхене. А также вокруг близких им аналитических центров вроде Гарвардского украинского института [54].

И все же идеология голода 1932–1933 годов как геноцида, направленного против украинцев, была сформулирована в ее современном виде отнюдь не украинцами. Особую роль в этом процессе сыграли книга Роберта Конквеста «Жатва скорби» и деятельность американского конгрессмена Джеймса Мейса [55].

Заметных различий между постулатами двух авторов нет – отличаются методы. Конквест в первую очередь публицист, автор текстов, рассчитанных на массовую аудиторию. Мейс – политик, сделавший ставку на лоббирование темы голодомора через конгресс США.

Чем больше времени проходило после окончания Второй мировой войны, тем более актуальной политической темой становился голодомор. В 1950–1980-е годы на Западе, прежде всего в США, вышло множество книг, брошюр, статей, воспоминаний о голоде. В 1980-е годы была создана комиссия конгресса США по изучению обстоятельств голодомора и политических выводов из него. Официальное заключение открыло возможность для перевода темы в официальную плоскость, и обвинение СССР в геноциде по отношению к украинцам в 1932–1933 годах стало перерастать в требования к СССР признать факт геноцида и осудить его [56].