Н Греков - Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы

На первом этапе войны возможность злоупотребления властью жандармами или контрразведчиками в разбирательстве "шпионских" дел ограничивалась взаимным довольно пристрастным контролем.

С началом войны губернии, примыкавшие к линии фронта, были объявлены "находящимися на театре военных действий". Вся власть на их территории переходила в руки военных властей. Здесь контрразведка производила аресты самостоятельно, а местные жандармские органы беспрекословно выполняли приказы армейского командования.

В тыловых военных округах сохранился порядок взаимодействия между жандармскими и контрразведывательными органами, установленный еще в мирное время. Поэтому вне театра боевых действий военная контрразведка не имела права осуществлять аресты. Как и прежде это было делом жандармов, а потому их мнение по поводу целесообразности конкретной ликвидации подчас было решающим. Это сковывало действия контрразведки и военные пытались добиться абсолютной независимости контрразведывательных отделений от жандармских управлений по всей стране.

7 октября 1914 г. и. о. начальника Генерального штаба М.А. Беляев в письме начальнику штаба Верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевичу предложив производство арестов по делам о шпионаже повсеместно возложить только на отделения контрразведки, устранив участие в этом деле жандармского ведомства{61}.

Генерал Беляев доказывал, что в условиях войны все распоряжения военных контрразведывательных органов об арестах должны быть обязательны для жандармов, даже в том случае, когда они не согласны с мнением военных{62}. Это правило, по мнению генерала, следовало распространить на всю Россию, а не только на прифронтовые районы. Он считал, что жандармы должны быть лишь "выполнителями ликвидации, производство коих санкционировано штабами округов", так как "жандармские власти, входя в критическую оценку таких распоряжений и не будучи достаточно компетентными в вопросах шпионажа, или не выполняют, или затягивают осуществление намеченного мероприятия"{63}.

16 ноября генерал Беляев решил поставить этот вопрос перед руководством МВД. Он писал командиру Корпуса жандармов В.Ф. Джунковскому: "...остается недостаточно выясненным вопрос о том, является ли обращение контрразведывательных органов обязательным к исполнению чинов Жандармского корпуса... в тех случаях, когда они не будут согласны с заключением военного начальства о необходимости и своевременности ликвидации". Генерал Беляев убеждал Джунковского в том, что для незамедлительного проведения арестов в тыловых округах вполне достаточно санкции соответствующего штаба. В ответном письме 11 декабря генерал Джунковский, сославшись на действующие в России законы, весьма логично доказал оппоненту, что отступление от принятого порядка арестов "будет граничить со служебным произволом"{64}. Джунковский, конечно же, не хотел допустить превращения своего ведомства в послушное орудие военной контрразведки. Он объяснил генералу Беляеву, что нельзя обязать жандармские управления вне линии фронта производить аресты лишь на основании требований контрразведки, не подкрепленных серьёзными доказательствами необходимости этой акции{65}. В свою очередь он предлагал военным строже относиться к анализу агентурных материалов, служивших основанием для возбуждения вопросов об арестах. И если будут соблюдены законы, а материалы, полученные контрразведкой "подвергнуты критической оценке" начальника штаба соответствующего округа, то обязательность ареста будет вытекать не из начальнического приказа, а из самого существа дела"{66}. При этих условиях исчезнет и сама проблема, поднятая генералом Беляевым.

Не уступая давлению военных, жандармы в то же время не хотели взваливать на себя бремя контрразведки. Когда бывший командир Корпуса жандармов генерал-лейтенант П.Г. Курлов предложил передать контрразведывательные функции чинам корпуса, "одновременно проверявшим путем дознания сведения о неприятельских шпионах", против этого новшества выступили не только армейские штабы, но и сам командир Отдельного корпуса жандармов Джунковский. Как предположил П.Г. Курлов, последний "убоялся умаления власти по отношению к своим офицерам"{67}.

Как бы то ни было, но дробление контрразведывательных функций между военными и жандармами в данном случае пошло на пользу справедливости. Следует признать, что ведомственные разногласия - слишком ненадежная гарантия соблюдения законности во время войны. Она диктовала свои законы, далекие от справедливости. К нарушению принципа презумпции невиновности призывали высшие правительственные органы. Так, русскому правительству в первые месяцы войны был нужен любой предлог для арестов и возбуждения уголовных дел против находившихся в России германцев и австрийцев, как ответ на незаконные аресты русских подданных в Германии и Австро-Венгрии. Поэтому первоначально требования Министерства юстиции и МВД к местным правоохранительным органам предъявлять подданным враждебных государств обвинения в якобы совершенных ими преступлениях не были связаны со шпионажем. Именно так осенью 1914 года по инициативе Министерства юстиции на всей территории империи началась кампания уголовного преследования всех членов добровольной организации "Союз немецких обществ флота за границей". В августе 1914 года начальник Одесского жандармского управления случайно во время обыска обнаружил в квартире германского подданного брошюру на немецком языке, в которой излагались цели "Союза...". Министерство юстиции пришло к выводу, что главной целью этой организации является "усиление военной мощи Германии для утверждения пангерманизма"{68}. В той же брошюре был помещен список членов "Союза немецких обществ флота за границей", проживавших в России. Все они Министерством юстиции были заочно признаны виновными в содействии враждебному государству. Прокуроры судебных палат империи получили распоряжение министра юстиции немедленно возбудить уголовное преследование упомянутых в списке лиц "с принятием тягчайшей меры пресечения способов уклониться от следствия и суда", то есть заключить их под стражу{69}.

Одним из значившихся в списке членов флотского союза был германский, а впоследствии - голландский вице-консул в Томске Рудольф Станг. Еще в августе 1914 года он, по сведениям жандармов, выехал из Сибири в неизвестном направлении. Обыск на его квартире никаких доказательств преступной деятельности вице-консула не дал. К декабрю полиция выяснила, что он давно уже выехал в Швецию. Единственной "уликой" против Р. Станга было присутствие его имени в списке членов флотского союза{70}.

Согласно тому же списку членом организации был житель Новониколаевска Эмиль Барц, регулярно получавший немецкий журнал "Флот". На Барца также завели уголовное дело, хотя он уже был сослан в Тобольск, как военнопленный{71}.