Вячеслав Костиков - Роман с президентом

Вообще, президент не любил ярких людей рядом с собой. В этом он напоминал актера. Ему хотелось, чтобы весь блеск рампы, все аплодисменты принадлежали только ему. В отношении политического успеха он был страшным ревнивцем. Это проясняет многие нюансы его взаимоотношений, в частности, с Ю. Лужковым, В. Черномырдиным, С. Филатовым, позднее с А. Лебедем. Ему не нравилось, чтобы кто-то выступал из его тени.

Итак, возвращаясь мысленно в тревожные дни осени 1992 года, повторю еще раз: команда Р. Хасбулатова явно переигрывала президентскую рать. Нам приходилось догонять события, реагировать на упреждающие, часто очень точно рассчитанные ходы Хасбулатова. Причем реакция Кремля нередко носила декларативный, «лингвистический» характер, облекаясь в форму не политических действий, которых требовали демократы, а президентских выступлений или заявлений пресс-секретаря. Если бы не контроль над силовыми структурами, который президент взял на себя после августа 1991 года, то, боюсь, политическую битву за власть демократы в 1992–1993 годах проиграли бы. Тот факт, что в октябре 1993 года президенту все-таки пришлось прибегнуть к «последнему аргументу королей» и вывести к Белому дому танки, в сущности, говорит о том, что политическую партию мы проиграли.

В этой связи хотелось бы напомнить один из частных, но показательных эпизодов, который говорит о неопытности к неготовности к реальной борьбе тогдашнего окружения президента.

5 августа 1992 года Президент России отбыл в отпуск в Сочи. С ним, по уже установившейся традиции, уехали А. В. Коржаков и В. В. Илюшин. У остальных помощников появилась возможность тоже взять недельки две каникул. Поскольку я заступил на службу в Кремле всего три месяца назад, отдых мне еще не полагался. Я остался в Москве на связи.

11 августа в сводках новостей прошла информация о предстоящем в Москве Совещании товаропроизводителей. Особого значения я ей не придал. Может быть, оттого, что несколькими днями ранее президент встречался с одним из главных организаторов совещания Ю. Гехтом и даже предложил Е. Гайдару выступить на совещании от лица Правительства.

Все это внушало спокойствие.

Но на следующий день мне позвонил один из знакомых журналистов и спросил, знаком ли я с документами и проектом заключительной резолюции Совещания товаропроизводителей. «Документы носят резко антиправительственный и антипрезидентский характер. Вы что там ушами хлопаете?» — резковато спросил журналист.

Я забеспокоился. Насторожило и то, что участники совещания стали усиленно распространять информацию о возможном участии Б. Н. Ельцина в их встрече. Все мои попытки связаться с президентом в Сочи и узнать о его отношении к совещанию не увенчались успехом: «прикрепленный», сидевший на телефоне, отвечал: президент на корте… президент купается… президент отдыхает. Я был еще новичком в команде и не знал, когда можно настаивать, а когда нет.

Между тем в вечерней сводке зазвучали еще более тревожные ноты. Сообщалось, в частности, что директорское лобби на Совещании будет требовать «сильного правительства народного доверия». В переводе на более простой язык это означало, что Совещание товаропроизводителей может стать детонатором требований «свалить» правительство Гайдара. Присланные мне из «Интерфакса» проекты документов Совещания подтверждали эти подозрения. Показательно, что ни в Администрации президента, ни в Службе помощников никто этими документами не располагал.

Крайне обеспокоенный, я позвонил главному редактору «Известий» И. Н. Голембиовскому и попросил о помощи. Игорь Несторович обещал провести «журналистское расследование». Не знаю, кто его вел, но с поразительной оперативностью в газете появилась публикация, проливающая дополнительный свет на эту закулисную интригу. Фактически совещание организовывал Верховный Совет. С благословения Хасбулатова в Москву вызвали 2,5 тысячи участников (главным образом, работников Советов) и пытались представить это номенклатурное собрание как гневный голос всей индустриальной России.

На следующий день, собрав все имевшиеся у меня сведения, я направил в Сочи фельдъегерской почтой записку для Бориса Николаевича:

«…есть основания предполагать, что за Совещанием товаропроизводителей кроется серьезная подножка, если не провокация против Гайдара, а косвенно и против Президента. Само название — „Совещание товаропроизводителей“ — лишь ширма. Директоров заводов там не более одной трети. В первоначальном проекте резолюции Совещания говорится о том, что Правительство ведет геноцид против собственного народа. В телефонном разговоре со мной А. И. Вольский сказал, что ему удалось убедить организаторов смягчить резолюцию. Однако и в новом варианте она звучит как ультиматум Гайдару».

Мне лично с президентом по этому вопросу поговорить так и не удалось. Во время отпуска Борис Николаевич всегда как бы выпадал из системы связи с помощниками. Но через В. В. Илюшина он уполномочил меня сделать соответствующее заявление. На следующий день (в разгар работы Совещания) оно было опубликовано практически всеми центральными газетами.

«…Ни в какие переговоры с кем бы то ни было по поводу своего участия в Совещании товаропроизводителей Президент не вступал. Он не намеревался и не намеревается участвовать в этом собрании… Президент не знаком с документами этого Совещания, и последствия его решений лежат всецело на ответственности его организаторов».

Резко и единодушно атакованное демократической прессой, Совещание товаропроизводителей, задуманное как демонстрация мускулов Хасбулатова и промышленного лобби против экономической реформы, съежилось, как проколотый воздушный шар. Гайдар на него, естественно, не поехал.

Эпизод с Совещанием товаропроизводителей, замысел которого мы чуть было не проглядели, наглядно продемонстрировал, насколько несовершенной была в службе помощников система «раннего оповещения» президента об опасностях. Да и позднее я не раз с огорчением видел, что журналисты подчас оказывались и более информированными, и более политически прозорливыми, чем мы. Неадекватной была и система связи с президентом. Нередко помощники президента вынуждены были вести разговор через охранников или «прикрепленных». Иногда информация проходила и в ту, и в другую сторону в неполном или даже искаженном виде. При таком посредничестве теряются важные политические нюансы, снимается острота, теряется драгоценное время.

В сущности, в работе службы помощников не было определенной системы. Были привычки, традиции и перекосы, родившиеся в период «бури и натиска» под влиянием обстоятельств или сугубо личных свойств участников. В условиях расширявшейся политической ответственности президента нужен был более четкий регламент, сочетающий демократизм и порядок. Если от частного переходить к общему, нужно было бы глубоко переосмыслить систему подготовки и принятия политических решений. В противном случае мы можем еще и еще раз столкнуться с ситуацией наподобие эпизода отмены президентского визита в Японию.