Лев Гумилёв - Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации

Методика сопоставления такого рода фактов с изменениями в природе начала разрабатываться только в XX в. Наивное стремление свести подъемы или упадки хозяйства в разных странах, допустим, к периодам повышенного или пониженного увлажнения, похолодания и потепления основано на игнорировании роли экономики и социальных факторов, примат которых в большинстве случаев не подлежит сомнению. Так, увеличение ввоза прибалтийского и русского зерна в Средиземноморье и уменьшение поголовья овец в Испании XVI – XVII вв. легче сопоставить с разрушениями, нанесенными европейским странам Реформацией и Контрреформацией, нежели с незначительными изменениями годовых температур [180, с.14–15]. Действительно, и Германия, на территории которой происходила опустошительная Тридцатилетняя война (1618–1648), равно как и не подвергшаяся опустошению Испания имели тогда отрицательный прирост населения, составлявшего в Испании в 1600 г. 8 млн. человек, а в 1700 г. – 7,3 миллиона [251]. Последнее объясняется тем, что значительная часть молодежи отправилась из Испании в Америку либо в Нидерланды, вследствие чего не хватало людей для поддержания хозяйства и устройства семьи.

Это означает, что, отыскивая прямую зависимость тех или иных событий от климатических изменений, мы должны быть уверены, что объяснение интересующего нас явления за счет экономических, социальных, этнографических и т.п. факторов, их комбинаций или даже просто случайностей – исключено. В старой географии не было точной методики определения абсолютных дат. Ошибка в тысячу лет считалась вполне допустимой. Легко установить, например, что в таком-то районе наносы ила перекрыли слои суглинка, и отметить обводнение; но невозможно точно сказать, когда оно произошло – 500 или 5000 лет тому назад. Анализ пыльцы указывает на наличие в древности сухолюбивых растений на том месте, где ныне растут влаголюбивые. Однако нет гарантии, что заболачивание долины не произошло от смещения русла ближней реки, а не от перемены климата. В степях Монголии и Казахстана обнаружены остатки рощ, про которые нельзя сказать, погибли ли они от усыхания или были вырублены людьми. И даже если будет доказано последнее, то останется неизвестным точное время этой расправы человека над ландшафтом [52].

Определенная зависимость человека от окружающей его географической среды никогда не оспаривалась. Различно расценивалась лишь степень этой зависимости. В любом случае хозяйственная жизнь народов тесно связана с ландшафтом и климатом обитаемых территорий. Подъем и упадок экономики древних эпох проследить бывает довольно трудно из-за неполноценности информации, получаемой из первоисточников. Но имеется такой индикатор, как военное могущество. Ясно, что нищающая страна с голодающим населением не могла бы дать средства, необходимые для длительной и успешной войны. Для крупного похода надо было не только иметь сытых, сильных и неутомленных людей, способных натягивать тугой лук «до уха» (это позволяло метать стрелы на 700 м, тогда как при натягивании «до глаза» дальность полета стрелы составляла 400 м) и долго фехтовать тяжелым мечом или кривой саблей, но и иметь коней, примерно по 4–5 на человека с учетом обоза или вьюков. Требовался запас стрел, а изготовление их – дело трудоемкое. Нужны были запасы провианта, например, для кочевников – отара овец, следовательно – и пастухи при ней. Нужна резервная стража для охраны женщин и детей... Короче говоря, война стоила очень дорого. Вести ее за счет врага можно было только после значительной победы в богатой стране. Но чтобы ее одержать, требуются крепкий тыл, цветущее хозяйство и, значит, оптимальные природные условия.

О значении таких географических условий, как рельеф, для военной истории говорилось давно. Достаточно напомнить, что битву при Тразименском озере в 217 г. до н.э. Ганнибал выиграл, использовав несколько глубоких долин, расположенных под углом в 90° к берегу озера и дороге, по которой шли римские войска. Благодаря такой диспозиции он атаковал римлян сразу в трех местах и победил. При Киноскефалах в 197 г. до н.э. тяжелая фаланга македонского царя Филиппа V на пересеченной местности рассыпалась, и римские манипулы консула Фламинина перебили врагов, потерявших строй. Подобные примеры всегда были в поле зрения историков и дали повод еще И.Н. Болтину сделать знаменитое замечание: «У историка, не имеющего в руках географии, встречается претыкание» [33, с.20].

Сейчас вопрос ставится иначе: не только о том, как влияет географическая среда на людей, но и в какой степени сами люди являются составной частью земной оболочки, именуемою биосферой [44], а также на какие именно закономерности жизни человечества влияет географическая среда и на какие – не влияет? Говоря об истории, мы обычно имеем в виду общественную форму движения материи – прогрессивное развитие человечества. На его внутренние закономерности ни географические, ни биологические воздействия существенно влиять не могут. Однако каждый человек в отдельности является не только членом общества, но и физическим телом, которое подвержено тяготению и другим природным законам; организмом со всеми его биологическими функциями; млекопитающим, входящим в биоценоз населяемого ландшафта; членом определенного этноса (племени, народности и т.п.). Поэтому человек подвержен воздействиям и гравитации, и инфекции, и голода вследствие изменений ландшафта, и процессов этногенеза, которые иногда совпадают с общественными процессами, а иногда не совпадают. Таким образом, на современном уровне науки в историческое понятие «географический источник» следует ввести, помимо ландшафтного окружения, географические особенности развития этносов.

Значит, не только история без географии встречает «претыкание», но и физическая география без истории будет выглядеть крайне однобоко. Отсюда вытекает, что обязательно нужно пользоваться историческими данными для изучения палеогеографии того или иного периода, причем с учетом конкретных обстоятельств. При этом следует ориентироваться не на буквальные публикации источников, а на канву событий, отслоенных и очищенных от первичного изложения. Только тогда будет ясна соразмерность фактов, когда они сведены в одномасштабный причинно-следственный ряд. В результате исключается также тенденциозность источника или малая осведомленность его автора. То, что для историка станет завершением работы, для географа окажется отправной точкой. Будут исключены те события, причины которых известны и относятся к иной сфере, например спонтанному развитию социально-экономических формаций либо к личным поступкам политических деятелей. Останется сфера этногенеза и миграций. Тут-то и вступит в силу взаимодействие общества с природой.