Адлер Лаура - Повседневная жизнь публичных домов во времена Мопассана и Золя

Леон — из сутенеров, работающих на окраине, он следит за своей бандой проституток, торгует кокаином на площади Пигаль и не стесняется при случае грабить прохожих. Г-н Дюгатель, который, в отличие от Леона, не плод воображения писателя, а реальная личность, принадлежит к категории "стыдливых сутенеров", которые живут в гражданском браке со своей любовницей и в то же время нещадно ее эксплуатируют. Г-н Дюгатель на протяжении долгого времени пытал свою любовницу. Месть заставила себя подождать, но в конце концов настигла его, и как-то утром г-на Дюгателя нашли в одном вшивом притоне на улице Вожирар с ножом в груди. Есть, оказывается, предел терпению и любви проституток. Следствие решило, что мотивом убийства стали напряженные отношения между убитым и его любовницей, г-жой Дельпланк, сорока двух лет от роду, "в течение длительного времени занимавшейся известным непристойным ремеслом", которая и предстала перед Парижским городским судом 19 сентября 1844 года. Ее обвиняли в том, что она нанесла убитому удар ножом, отчего он скончался.

"Судья: Как вас зовут?

Обвиняемая (отвечает, рыдая): Меня зовут Ясинт Виктуар Жозеф Дельпланк.

Судья: Какова ваша профессия?

Обвиняемая молчит. Молчание — вполне достаточный в данном случае ответ, так как предварительное следствие установило ее род занятий с необходимой точностью.

Судья: Как долго вы жили совместно с господином Дюгателем?

Обвиняемая: Семь или восемь лет.

Судья: Делились ли вы с ним доходом от вашей богомерзкой профессии?

Обвиняемая: Да, ваша честь, и когда я не приносила достаточно денег, он меня бил.

Судья: Вы его любили?

Обвиняемая: Да, ваша честь, я ему говорила, когда он меня бил: "Ты что, хочешь, чтобы я как твоя законная жена умирала долго и медленно? У тебя есть дети, пошли им денег. Я могу вести хозяйство на то, что зарабатываю, и время от времени ты можешь посылать им пять франков" — "Еще чего! Еще чего, — отвечал он, — денег им слать, да еще часто. А как же я?" Я много раз пыталась устроиться служанкой; куда бы я ни направлялась, он следовал за мной и так себя вел, что мне отовсюду давали от ворот поворот. А когда я возвращалась, он меня бил… У меня вся голова избита этой железкой, которой виноделы протыкают бочки (обвиняемая плачет). Я никогда не осмеливалась жаловаться в полицию, он говорил: "Это я туда должен идти" И он заставлял меня идти с ним вместе в полицию, но он никогда не переступал ее порог.

Обвиняемая бросила проституцию и устроилась служанкой. Он последовал за ней. От отчаяния она бросилась в колодец, он ее спас и заставил снова выйти на панель.

Обвиняемая: Когда мне не удавалось ничего заработать, он говорил: "Ты наказана" Порой наказание представляло собой сорок восемь часов без еды. В результате я попала в Сен-Лазар и пробыла там три месяца. Когда я вышла из тюрьмы и пришла к нему, то выяснилось, что у него нет ни су, что он продал башмаки; я купила ему одежду на деньги, сэкономленные мной в заключении.

В результате обвиняемая снова стала проституткой в кабаре.

Судья: Вы часто бывали пьяны?

Обвиняемая: Ваша честь, господа, приходившие к виноторговцу, часто говорили мне: "Мадам, не хотите ли бокал вина?" Знаете, ваша честь, бокал вина — это не такая вещь, от которой можно отказаться (смех в зале).

Судья: Приходил ли господин Дюгатель пить в это кабаре?

Обвиняемая: Как только у него заводились деньги, он приходил потратить их в кабаре… Особенно по воскресеньям; он бил меня, и хозяину приходилось прятать меня в задней комнате.

Судья: Событие, являющееся предметом разбирательства, произошло в воскресенье?

Обвиняемая: Да, он пришел, в кабаре никого не было, только одна женщина по прозвищу Свиная Морда. Он стал с ней разговаривать. Я ей до того сказала: "Не держи его, пусть уходит, уже поздно, он же только хочет еще раз меня побить". Наверное, Свиная Морда ему повторила мои слова, так как он направился ко мне и сказал: "Ах вот как, шлюха, ты все полощешь мое имя" Я была на кухне. Он начал бить меня ногами… И тогда я схватила этот проклятый нож и… (обвиняемая рыдает, не может говорить)… Это все он, он же десять раз пытался меня убить. Погодите, вот (обвиняемая снимает шаль, закрывавшую ее грудь, видно, что на ней множественные шрамы от ножевых ранений). Вот шрамы, это он мне нанес ножом. Я никогда никому не говорила. Я слишком его любила".

Г-жа Дельпланк была полностью оправдана.

Есть еще сутенеры, работающие в кафе, которые выдают себя за певцов, парикмахеров, ярмарочных атлетов. Среди них выделяется категория так называемых "запускал", которые обучают юных проституток ремеслу. Обычно они очень хорошо одеты, культурны, они презирают тех, кто носит шелковые шляпы, а их, в свою очередь, презирают сутенеры из высшего света, которые носят цветы в петлицах и посещают салоны в поисках желающих поразвратничать. Не следует забывать и о титулованных развратниках, о бедных студентах, о торговцах, о беглых каторжниках. Сутенером может быть всякий, и как его статус, так и его внешний вид со временем меняется. Несмотря на принципиальную разобщенность, в течение XIX века в среде сутенеров несколько раз возникало нечто вроде корпоративной солидарности.

Так, в начале тридцатых годов XIX века, после принятия закона, запрещавшего проституткам снимать клиентов на улицах города, сутенеры объединились и подали в префектуру петицию в виде брошюры, озаглавленной "Пять сотен новых воров в Париже, или Перечисление прежних болезней столицы против положения, изданного г-ном Префектом полиции":

"Сутенер, уважаемый господин Префект, это изящного вида молодой человек, крепкий малый, умеющий за себя постоять, следящий за модой, умеющий танцевать, обожаемый девушками, поклоняющимися Венере, поддерживающий их в повседневной жизни, защищающий их от опасностей, умеющий заставить уважать их и себя, умеющий заставить их вести себя как подобает, именно как подобает… Вы видите, господин Префект, что сутенер — существо высокой морали, полезное обществу; и вот теперь вы превращаете его в бич этого общества, заставляете его заключить его предприятие в стены домов… Мы люди не амбициозные, мы вовсе не хотим жить как аристократы, мы не хотим покупать дома; мы не хотим быть как господин Видок — купить шикарный дом в деревне и кабриолет, мы вовсе не хотим писать мемуары и заставлять общество говорить о нас. Мы хотим всего лишь пить, играть, курить, читать, ходить на спектакли, танцевать, гулять, в конце концов, жить сегодняшним днем и дарить радость той несчастной душе, которую злая судьба заставила заниматься проституцией. Вы издали ваш приказ, и что же теперь будет с нами? Мы не можем ничего об этом знать, ведь мы умеем заниматься только тем, чем занимаемся. Деньги, которые наши дамы отдают нам, чтобы некоторое время не видеть нас, мы тратим ежедневно на наши привычки и желания. Мы все окажемся в нищете, если ваш приказ будет исполнен, и мы вовсе не преувеличиваем, когда говорим, что в результате проведения вашего приказа в жизнь в Париже появятся пять сотен новых воров. А поскольку мы вовсе не хотим пополнять собой число тех, кто сидит в тюрьме и работает на каторге, мы молим вас, господин Префект, ради всего святого, отмените ваш приказ, издав новый, и возвратите честным гражданам спокойствие, которое вы у них отняли".