Евгений Стригин - От КГБ до ФСБ (поучительные страницы отечественной истории). книга 1 (от КГБ СССР до МБ РФ)

Необходимо создать депутатскую комиссию для тщательного и всестороннего расследования действий и бездействия каждого из членов коллегии и руководителей центрального аппарата КГБ СССР в этот критический для страны период.

Расследование должно ответить на вопрос, что конкретно сделал каждый из них для пресечения преступных действий путчистов и их пособников». («Известия», 26.08.91, с.4). И это не был только единственный случай.

Уже несколько известный «чекистский» диссидент Александр Кичихин сразу по следам событий писал: «Безусловно, надо провести независимое даже от нового руководства КГБ расследование участия всех должностных лиц и сотрудников аппарата государственной безопасности в подготовке и осуществлении антиконституционных действий в предшествующий период и непосредственно 19–21 августа 1991 года. Ведь возможность повторного переворота остается». («Новое время», N 35, 1991, с.17).

Большая группа сотрудников УКГБ по Брянской области выразила недоверие начальнику в связи с тем, что он якобы дал указание выполнять требования ГКЧП. («Российская газета», 24.08.91, с.2).

Владимир Черепанов, бывший сотрудник госбезопасности в конце августа 1991 года выступил на суде сказал о фабрикации чекистами одного из уголовных дел. («Коммерсантъ», N 35, 1991, с.10).

Председатель КГБ Латвии Э. Иохансон вскоре после провала ГКЧП рассказал, что вместо старого КГБ в Латвии создается новое ведомство государственной безопасности. Те работники, которые не захотят работать в новой организации, смогут продолжить свою службу в КГБ СССР. («Новое время», N 42, 1991, с.3). Так выглядела официальная версия. Но самом деле куда бедным чекистам Прибалтики податься. Брать то их в КГБ СССР обычно брали, но квартиры, но должности и т. д.

А пока создавалось новое «Латвийское КГБ» старое прекратили свою работу, поддерживая лишь шифровальную и правительственную связи.

«События 1989–1990 годов, которые привели к объединению Германии, к крушению Берлинской стены, но также и к крушению всех спецслужб ГДР и к преследованию людей, выполнявших, как они были убеждены, свой долг, произвели на Путина тяжелое впечатление». (Медведев Р.А., «Время Путина?», М., «Фолио», 2002, с.220).

См. Ерошкин Н.П., «Самодержавие накануне краха», М., «Просвещение», 1975, с.85.

Впрочем, атрибутика сильно не пострадала и не изменилась. Недовольные этим писали: «Что касается Феликса Дзержинского, то, если не считать памятника ему на Лубянской площади, попавшего под горячую руку разъяренной толпы в августе 1991 года, его имидж почти не пострадал. Портреты железного Феликса продолжали украшать официальные кабинеты славных продолжателей его кровавых дел, все еще гордо именующих себя «чекистами». (Бунич И.Л., «Кейс и меч», Санкт-Петербург, «Шанс», 1994, с.26).

Возможно, это был своеобразный протест обиженных чекистов. Как в брежневские времена некоторые водители в кабинах автомобилей весили небольшие фотографии Сталина.

При этом, Ф.Э. Дзержинский остался в числе мало потускневших деятелей большевистского переворота, впоследствии названного Великой Октябрьской социалистической революцией.

Уже после событий августа 1991 года, когда не было особого смысла скрывать кто чей человек. Шебаршин выпустил книгу воспоминаний «Рука Москвы», в которой он достаточно критично отнесся к личности Крючкова. В частности, он писал: «…Возникали расхождения с Крючковым. Думаю, сказывалось постоянное напряжение, беспокойство по поводу обстановки в стране, просто усталость, но краткие словесные перепалки с председателем по телефону (он редко бывал в ПГУ и еще реже вызывал меня для личного доклада) стали учащаться. В начале августа 1991 года Крючков резко отчитал меня по пустяковому поводу, упрекнул в самолюбивости (я этот грех с оговоркой признал), сказал, что приедет в ПГУ и основательно со мной переговорит. Ему давно кажется, что меня надо «приземлить». Разговор так и не состоялся». (Л.В. Шебаршин, «Рука Москвы», М., «Центр-100», 1992, с. 272–273). Как видим, особой любви к Крючкову со стороны Шебаршина не видно.

Позже вышли мемуары Крючкова, в которых помягче, но тоже без особой любви Крючков пишет о Шебаршине.

Так, что похоже дело не в том, что Леонид Владимирович — человек Владимира Александровича. А вот по духе, он вполне могли быть едины.

Вспоминая время назначения наследников Крючкова, Коржаков рассказывает об основном кадровом принципе Ельцина: «В оценках людей у него едва ли не главным критерием было простое правило: если человек не высказывался о Борисе Николаевиче плохо, значит, он может работать в команде. Непрофессионализм или нежелательные для страны действия не имели решающего значения». (Коржаков А.В., «Борис Ельцин: от рассвета до заката», Изд-во «Интербук», 1997, с. 118).

Впрочем, В.А. Крючков был несколько удивлен: «Помню, как я был поражен, — вспоминает он. — Узнав об этом назначении. Изумился я не выбору Горбачева — он-то все сделал «правильно». Мне была совершенно непонятна позиция Ельцина в этом вопросе. Ведь тогда фактически власть была уже у него, и без его согласия, уверен, назначение Бакатина состояться не могло. Неужели Ельцин не понимал, что, отдавая безопасности и разведку в руки «людей Горбачева», он лишает себя и своих единомышленников важнейших источников информации? Значит, у Ельцина была более высокая заинтересованность — он нуждался в человеке, который разрушил бы Комитет. Для этого Бакатин вполне подходил». (Крючков В.А., «Личное дело», М… «Олимп», в 2-х томах, 1996, т. 1, с. 299–300).

По свежим следам событий он писал: «Впереди у Комитета государственной безопасности и его сотрудников тяжелые времена. Канва возможных событий была намечена два-три года тому назад в Восточной Европе. Тысячи людей… будут выталкиваться в положение парий, уже начались поиски преступников, а, в отличие от поисков истины и справедливости, они всегда увенчаются успехом». (Шебаршин Л.В., «Рука Москвы», М., «Центр-100», 1992, с. 296–297). Мрачный прогноз во многом не оправдался. Но основания тогда думать именно так все же были.

«Удивительное, кстати, дело, сколько появилось этих разговорчивых «экс-резидентов» после путча. Что-то не видно и не слышно их было, когда с единственного по тем временам смельчака Калугина сдирали погоны и награды». (Панкин Б.Д., «Сто оборванных дней», М., «Совершенно секретно», 1993, с.155).

Панкин писал: «Добрая треть дипломатов, я тут не говорю уж о ГРУ, — «они»… Радист, телефонист, дежурный комендант — «они»… То же и так называемый офицер по безопасности, которого как огня боятся сотрудники административно-технической службы — он, а не посол, для них царь и бог, оттого, что он напишет о них по своим таинственным «каналам», зависит все их будущее…