Александр Грин - Капитан Дюк

- Жаль, хороший был капитан, - сказал Фук. - Право, капиташа был в полной форме. Тяжеловат на руку, да; и насчет словесности не стеснялся, однако лишнего ничего делать не заставлял.

- Не то, что на "Сатурне" или "Клавдии", - вставил Сигби, - там, если работы нет, обязательно ковыряй что-нибудь. Хоть пеньку трепли.

- Свыклись с ним.

- Сухари свежие, мясо свежее.

- Больного не рассчитает.

- Да что говорить!

- Ну, поедим!

Начав с пирога, моряки кончили окороком и глоданием кости. Наконец швырнув окорочную кость в кусты, они принялись за охлажденный грог. Когда большой глиняный кувшин стал легким, а Фук и Сигби тяжелыми, но веселыми, повар сказал:

- Друг, Фук, не верится что-то мне, однако, чтобы такой моряк, как наш капитан, изменил своей родине. Свыкся он с морем. Оно кормило его, кормило нас, кормит и будет кормить много людей. У капитана ум за разум зашел. Вышибем его от Голубых Братьев.

- Чего из них вышибать, - процедил Фук, - когда разума нет.

- Не разум, а капитана.

- Трудновато, дорогой кок, думаю я.

- Нет, - возразил Сигби, - сам я действительно не знаю, как поступить, и не решился бы ничего придумать. Но знаешь что? - Спросим старого Бильдера.

- Вот тебе на! - вздохнул Фук. - Чем здесь поможет Бильдер?

- А вот! Он в этих делах собаку съел. Попутайся-ка, мой милый, семьдесят лет по морям - так будешь знать все. Он, - Сигби сделал таинственные глаза, - он, Бильдер, был тоже пиратом, в молодости, да, грешил и... тсс!.. - Сигби перекрестился. - Он плавал на голландской летучке.

- Врешь! - вздрогнув, сказал Фук.

- Упади мне эта сосна на голову, если я вру. Я сам видел на плече у него красное клеймо, которое, говорят, ставят духи Летучего Голландца, а духи эти без головы, и значит, без глаз, а поэтому сами не могут стоять у руля, и вот нужен им бывает всегда рулевой из нашего брата.

- Н-да... гм... тпру... постой... Бильдер... Так это, значит, в "Кладбище кораблей"?!

- Вот, да, сейчас за доками.

- И то правда, - ободрился Фук. - Может, он и уговорит его не продавать "Марианну". Жаль, суденышко-то очень замечательное.

- Да, обидно ведь, - со слезами в голосе сказал Сигби, - свой ведь он, Дюк этот несчастный, свой, товарищ, бестия морская. Как без него будем, куда пойдем? На баржу, что ли? Теперь разгар навигации, на всех судах все комплекты полны; или ты, может быть, не прочь юнгой трепаться?

- Я? Юнгой?

- Так чего там. Тронемся к старцу Бильдеру. Заплачем, в ноги упадем: помоги, старый разбойник!

- Идем, старик!

- Идем, старина!

И оба они, здоровые, в цвете сил люди, нежно называющие друг друга "стариками", обнявшись, покинули холм, затянув фальшивыми, но одушевленными голосами:

Позвольте вам сказать, сказать,

Позвольте рассказать,

Как в бурю паруса вязать,

Как паруса вязать.

Позвольте вас на саллинг взять,

Ах, вас на саллинг взять,

И в руки мокрый шкот вам дать,

Вам шкотик мокрый дать...

IV

Бильдер, или Морской тряпичник, как называла его вся гавань, от последнего чистильщика сапог до элегантных командиров военных судов, прочно осел в Зурбагане с незапамятных времен и поселился в песчаной, заброшенной части гавани, известной под именем "Кладбища кораблей". То было нечто вроде свалочного места для износившихся, разбитых, купленных на слом парусников, барж, лодок, баркасов и пароходов, преимущественно буксирных. Эти печальные останки когда-то отважных и бурных путешествий занимали площадь не менее двух квадратных верст. В рассохшихся кормах, в дырявых трюмах, где свободно гулял ветер и плескалась дождевая вода, в жалобно скрипящих от ветхости капитанских рубках ютились по ночам парии гавани. Странные процветали здесь занятия и промыслы... Бильдер избрал ремесло морского тряпичника. На маленькой парусной лодке с небольшой кошкой, привязанной к длинному шкерту, бороздил он целыми днями Зурбаганскую гавань, выуживая кошкой со дна морского железные, тряпичные и всякие другие отбросы, затем, сортируя их, продавал скупщикам. Кроме этого, он играл роль оракула, предсказывая погоду, счастливые дни для отплытия, отыскивал удачно краденое и уличал вора с помощью решета. Контрабандисты молились на него: Бильдер разыскивал им секретные уголки для высадок и погрузок. При всех этих приватных заработках был он, однако, беден, как церковная крыса.

Прозрачный день гас, и солнце зарывалось в холмы, когда Фук и Сигби, с присохшими от жары языками, вступили на вязкий песок "Кладбища кораблей". Тишина, глубокая тишина прошлого окружала их. Вечерний гром гавани едва доносился сюда слабым, напоминающим звон в ушах, бессильным эхом; изредка лишь пронзительный вопль сирены отходящего парохода нагонял пешеходов или случайно налетевший мартын плакал и хохотал над сломанными мачтами мертвецов, пока вечная прожорливость и аппетит к рыбе не тянули его обратно в живую поверхность волн. Среди остовов барж и бригов, напоминающих оголенными тимберсами чудовищные скелеты рыб, выглядывала изредка полузасыпанная песком корма с надписью тревожной для сердца, с облупленными и отпавшими буквами. "Надеж..." - прочел Сигби в одном месте, в другом "Победитель", еще дальше - "Ураган", "Смелый"... Всюду валялись доски, куски обшивки, канатов, трупы собак и кошек. Проходы меж полусгнивших судов напоминали своеобразные улицы, без стен, с одними лишь заворотами и углами. Бесформенные длинные тени скрещивались на белом песке.

- Как будто здесь, - сказал Сигби, останавливаясь и осматриваясь. - Не видно дымка из дворца Бильдера, а без дымка что-то я позабыл. Тут как в лесу... Эй!.. Нет ли кого из жителей? Эй! - последние слова повар не прокричал даже, а проорал, и не без успеха; через пять-шесть шагов из-под опрокинутой расщепленной лодки высунулась лохматая голова с печатью приятных размышлений в лице и бородой, содержимой весьма беспечно.

- Это вы кричали? - ласково осведомилась голова.

- Я, - сказал Сигби, - ищу этого колдуна Бильдера, забыл, где его особняк.

- Хороший голос, - заявила голова, покачиваясь, - голос гулкий, лошадиный такой. В лодке у меня загудело, как в бочке.

Сигби вздумал обидеться и набирал уже воздуху, чтобы ответить с достойной его самолюбия едкостью, но Фук дернул повара за рукав.

- Ты разбудил человека, Сигби, - сказал он, - посмотри, сколько у него в волосах соломы, пуху и щепок; не дай бог тебе проснуться под свой собственный окрик.

Затем, обращаясь к голове, матрос продолжал:

- Укажите, милейший, нам, если знаете, лачугу Бильдера, а так как ничто на свете даром не делается, возьмите на память эту регалию. - И он бросил к подбородку головы медную монету. Тотчас же из-под лодки высунулась рука и прикрыла подарок.

- Идите... по направлению киля этой лодки, под которой я лежу, сказала голова, - а потом встретите овраг, через него перекинуто бревно...