Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году

С изготовлением просвир была непосредственно связана стирка ткани, на которую их клали после освящения во время мессы и которая называлась антиминсом [160] Обычно антиминсом называется льняной или шелковый плат с изображением положения Христа во гроб и с зашитой в него частицей мощей. В православии в России антиминс употребляется с XII века. . Ее подготовка поручалась монахам-священникам и происходила весной, когда воздух чист, и осенью, в середине сентября, когда «назойливость мух» сходит на нет. Ткань на всю ночь оставляли замачиваться в холодной воде в огромных бронзовых вазах, специально для этого предназначенных. Наутро ее окунали в небольшой резервуар, в котором обычно мыли священные чаши. Затем в ризнице ее омывали в щелочном растворе, служившем только для этих целей. Пока ткань была еще влажной, ее посыпали слоем белой муки, которая впитывала остатки воды. Затем с помощью стеклянного шара ее гладили, держа между двумя белыми полотнами, которые изолировали ее как от шара, так и от дерева гладильного стола.

Старший певчий был большим мастером литургии. Он хранил книги, содержавшие тексты Евангелий, посланий, «уроков», псалмов, и в целом отвечал за всю библиотеку. Он определял, какие тексты следовало читать при каждом богослужении. Такая задача предполагала глубокие и давно приобретенные знания, поэтому старшего певчего обычно выбирали из числа nutriti, то есть монахов, воспитывавшихся в монастыре с детства. Как библиотекарь он выдавал монахам книги и имел их список. Он также составлял расписание понедельник дежурств на кухне, писал его в двух экземплярах, один из которых прикреплялся к колонне во внутреннем здании на виду у всех.

Старший певчий, мастер церемоний, руководил процессиями, а также процедурой благословения нового урожая бобов, нового хлеба и молодого вина, организовывал прием высоких гостей, отвечая за него совместно в монахом-смотрителем гостиницы.

Еще одной значительной монастырской должностью, о которой нам остается упомянуть, была должность смотрителя лазарета.

Больные помещались в особое здание — лазарет, где жили отдельно ото всех. Смотритель лазарета заботился об их духовной жизни, в чем ему помогал только капеллан часовни лазарета, и об их физическом состоянии, в чем ему помогали несколько слуг.

Лазарет Клюни в XI веке состоял из шести залов размером 23 фута в ширину и 27 футов в длину каждый. В четырех из них стояло по 8 кроватей и столько же сидений, один служил для мытья ног в субботу, а в последнем мыли посуду. К ним примыкала кухня, и она была очень важной частью лазарета, так как основная забота о больных состояла в том, чтобы кормить их более обильно, нежели по Уставу было положено здоровым, и даже готовить для них мясную пищу. Все выглядело так, будто болезни монахов проистекали от недоедания.

Из вышесказанного понятно, что попасть в лазарет было нелегко: «Каждый брат, который почувствует себя нездоровым до такой степени, что не сможет жить общей жизнью общины, должен обратиться к капитулу и принести публичное покаяние. Пусть стоя он обратится к председателю и скажет: «Я болен и не могу следовать правилам жизни общины». Тогда председатель повелит ему выйти extra chorum [161] Extra chorum (лат.) — с хоров. и отдохнуть, пока ему не станет лучше. Через два или три дня, если ему не станет лучше, он вновь должен почтительно обратиться к капитулу и повторить, что он болен. Тогда ему велят лечь в лазарет. Если он не выздоровеет после того, как проведет там два или три дня, приор должен навестить его во время трапезы и принести ему мяса».

В X и XI веках есть мясо означало для клюнийского монаха нарушить Устав в его основном пункте. Так что брат, которого болезнь заставляла это сделать, хотя и не был в этом виноват, считался опустившимся ниже других братьев. Он постоянно ходил с опущенным капюшоном и держал в руках палку, что заставляет вспомнить о трещотках в руках чумных. Он не имел права участвовать в мессе и получать причастие. И когда, выздоровев, он покидал лазарет, то должен был, прежде чем вернуться к обычной жизни, повиниться перед капитулом за то, что «весьма грешил в пище». Аббат даровал ему отпущение, и в качестве покаяния он должен был спеть 7 дополнительных псалмов.

Кроме больных, лазарет принимал здоровых монахов монастыря в полном составе для того, чтобы сделать им кровопускание, которое было обязательным на Восьмой день после Благовещения (25 марта), после Пасхи и после Троицына дня. Известно, что эта процедура, как и полный отказ от мяса, должна была вернуть монахам чистоту помыслов, подвергавшуюся испытанию в это весеннее время, когда в природе усиливаются чувственные устремления.

Итак, в Клюни, а также в монастырях, зависевших от Клюни, ничто не было отпущено на волю случая. Порядок, иерархия, власть, дисциплина, сила духа… Все заставляет поверить, что эти добродетели хорошо организованной системы не могли быть присущи во времена 1000 года ни одной другой общественной организации. Клюнийская организация, несомненно, не имела себе равных. Однако, рассмотрев вблизи людей, живших не как все, мы увидели достаточно черт, которые, конечно же, были присущи не им одним. Именно это, как мы надеемся, оправдывает нас за то, что мы столь долго заставляли читатателей этой книги пребывать в кругу монахов.

Для того чтобы представить себе умственную деятельность людей, живших в 1000 году, нам придется еще на некоторое время задержаться в монастырях. Дело в том, что в любые времена духовная жизнь начинается с обучения, а в 1000 году монастыри играли в обучении очень важную роль. Можно сказать, разумеется, mutatis mutandis и не входя в детали, что они брали на себя функцию начальных и средних школ, а высшее образование можно было получить только в епископских школах. Известно, что со времен Карла Великого аббатства и епископские города несли образовательную функцию. Бедствия IX и X веков привели к нарушению и упадку этой функции. Но ближе к 1000 году уже ощутимо наметилось их начинающееся возрождение.

Итак, в аббатствах имелось два вида школ. Одни из них находились вне стен монастыря. Они были открыты для детей, живших в округе. Наиболее значительные свидетельства того, как монахи оказывали эту услугу обществу, можно найти в жизнеописании аббата Гильома из аббатства Сен-Бенинь в Дижоне: «Он основал школы, в которых мог бесплатно получить благодать образования любой, кто обращался в подчиненные ему монастыри. Никому из этих людей никогда не отказывали. Напротив, сер-вы или свободные, богатые или бедные — все без различения были осенены этим проявлением братской любви. Многие также, по причине своей несостоятельности, получали питание в монастыре». Итак, в этих маленьких школах, далеких предшественницах тех, которые спустя столетия открывали братья Союза христианских школ [162] Союз братьев христианских школ — организация религиозных мирян, созданная в 1680 году для того, чтобы давать образование детям бедняков. Система школ Союза обеспечивает начальное, техническое и профессиональное обучение, имеются также институты среднего образования. Сеть этих школ распространена по всему миру; в 1980 г. в Союз входило 10 446 человек, объединенных в 1346 общин. , могли соседствовать друг с другом дети из семей самых различных сословий. Как уживались вместе мальчики, которые не могли не осознавать неравенства своих родителей? Было ли принято, чтобы в школу ходили все дети крестьян, или это делали только некоторые из них, а тогда кто именно? Еще вопрос: можно подумать, что их учили читать, поскольку для нас это естественное начало элементарного образования. Однако единственным языком, на котором в то время можно было научиться читать, был латинский. Значит ли это, что их обучали основам латыни? Куда более реальным и почти очевидным кажется предположение, что обучение было только устным. Тогда оно могло включать некий набор правил мысленного счета и прежде всего, ознакомление с основными понятиями вероучения, изучения наизусть молитв, рассказы из священной истории и житий святых. Именно эти знания монахи стремились в первую очередь сообщить народу. Это была их миссия апостолов веры. Тогда становится понятнее бесплатность обучения, открытость школ для всех независимо от происхождения и раздача еды детям бедняков. Можно даже предположить, что, не удовлетворяясь теми, кто приходил сам, аббат побуждал родителей присылать к нему своих детей. Сеньоры, жившие по соседству, возможно, считали нормальным, что их сыновей воспитывали в духе религии, которую они, пусть даже не будучи благочестивыми, не оспаривали. Что до родителей, бывших «держателями» земель аббатства, а таковыми были большинство крестьян в его окрестностях, то можно предположить, что они подчинялись без сопротивления. Итак, мы видим еще один, и весьма важный, аспект «давления христианства».