Александр Грин - Сто верст по реке

- ...другой, - продолжал охотник, терпеливо выждав конца припадка, бродит в окрестностях, как я полагаю. О бегстве мошенников было, видите ли, напечатано в газете, и приметы их там указаны.

- Да? - весело сказала Гелли. - Но нас, знаете, грабить не стоит, мы почти без денег... Как называется эта желтая птичка?

- Это певчий дрозд, барышня. Премилое создание.

Нок рассмеялся.

- Гелли трудно напугать, милый Гутан! - вскричал он, - что касается меня, я совершенный фаталист во всем.

- Вы, может быть, правы, - согласился охотник. - Советую вам посмотреть лодку, - вода прибыла, лодку может умчать разливом.

- Да, правильно. - Нок встал. - Гелли, - громко и нежно сказал он, - я скоро вернусь. Ты же посмотри птичек, развлекись разговором. Вероятно, тебя угостят и граммофоном. Не беспокойся, я помню, где лодка, и не заплутаюсь.

Он вышел. Гелли знала, что этот человек ее не оставит. Острота положения пробудила в ней всю силу и мужественность ее сердца, способного замереть в испуге от словесной обиды, но твердого и бесстрашного в опасности. Она жалела и уважала своего спутника, потому что он на ее глазах боролся, не отступая до конца, как мог, с опасной судьбой.

Гутан подошел к двери, плотно прикрыл ее, говоря:

- Эти певчие дрозды, барышня, чудаки, страшные обжоры, во-первых, и...

Но эта бесцельная болтовня, видимо, стесняла его. Подойдя к Гелли вплотную, он, перестав улыбаться, быстро и резко сказал:

- Будем вести дело начистоту, барышня. Клянусь, я вам желаю добра. Знаете ли вы, кто этот господин, с которым вам так хочется обвенчаться?

Даже чрезвычайное возбуждение с трудом удержало Гелли от улыбки, - так ясно было, что охотник поддался заблуждению. Впрочем, присутствие Гелли трудно было истолковать в ином смысле - ее наружность отвечала самому требовательному представлению о девушке хорошего круга.

- Мне, кажется, да, знаю, - холодно ответила Гелли, вставая и выпрямляясь. - Объясните ваш странный вопрос.

Гутан взял с полки газету, протянул Гелли истрепанный номер.

- Читайте здесь, барышня. Я знаю, что говорю.

Пропустив официальный заголовок объявления, а также то, что относилось к второму каторжнику, Гелли прочла:

"...и Нок, двадцати пяти лет, среднего роста, правильного и крепкого сложения, волосы вьющиеся, рыжеватые, глаза карие; лицо смуглое, под левым ухом большое родимое пятно, величиной с боб; маленькие руки и ноги; брови короткие; других примет не имеет. Каждый обнаруживший местонахождение указанных лиц, или одного из них, обязан принять все меры к их задержанию, или же, в случае невозможности этого, - поставить местную власть в известность относительно поименованных преступников, за что будет выдана установленная законом награда".

Гелли машинально провела рукой по глазам. Прочитанное не было для нее новостью, но отнимало - и окончательно - самые смелые надежды на то, что она могла крупно, фантастически ошибиться.

Вздохнув, она возобновила игру.

- Боже мой! Какой ужас!

- Да, - с грубой торопливостью подхватил Гутан, не замечая, что отчаянное восклицание слишком подозрительно скоро прозвучало из уст любящей женщины. - Не мое дело допытываться, как он, и так скоро, обошел вас. Но вот с кем вы хотели связать судьбу.

- Я очень обязана вам, - сказала Гелли с чувством глубокого отвращения к этому человеку. Она, естественно, тяжело дышала; не зная, чем кончится мрачная история вечера, Гелли допускала всякие ужасы. - Как видите, я потрясена, растерялась. Что делать?

- Помогите задержать его, - сказал Гутан, - и клянусь вам, я не только доставлю вас обратно в город, но и уделю еще четвертую часть награды. Молодые барышни любят принарядиться... - Он пренебрежительно окинул взглядом жалкий костюм Гелли. - Жизнь дорожает, а я хозяин своему слову.

Рука Гелли невольно качнулась по направлению к пышущей здоровьем щеке охотника, но девушка перемогла оскорбление, не изменившись в лице.

- Хорошо, согласна! - твердо произнесла она. - Я не умею прощать. Он скоро придет. Вы не боитесь, что отпустили его?

- Нет. Он ушел спокойно. Даже если и догадывается, что маска сорвана, - одного меня он, конечно, не побоится. У него - револьвер. Оттянутый карман в мокром пиджаке заметно выдает форму предмета. Я должен его связать, схватить его сзади. Вы подведите его к клетке и займите какой-нибудь птицей. В это время возьмите у него из кармана револьвер. Иначе, - Гутан угрожающе понизил голос, - я осрамлю вас на весь город.

- Хорошо, - едва слышно сказала Гелли. Она говорила и двигалась, как бы в ярком сне, где все решения мгновенны, полны кошмарной тоски и тайны. Да, вы сообразили хорошо. Я так и сделаю.

- Улыбайтесь же! Улыбайтесь! - вдруг крикнул Гутан. - Вы побелели! Он идет, слышите?!

Звук медленных, за дверью, шагов, приближающихся как бы в раздумьи, был слышен и Гелли. Она придвинулась к двери. Нок, широко распахнув дверь, прежде всего посмотрел на девушку.

- Нок, - громко сказала она; охотник не догадался сразу, что внезапная перемена имени выдает положение, но беглец понял. Револьвер был уже в его руке. Это произошло так быстро, что, поспешно переступая порог, чтобы не видеть свалки, Гелли успела только проговорить: - Защищайтесь, - это я хотела сказать.

Последним воспоминанием ее были два мгновенно преображенных мужских лица.

Она отбежала шагов десять в мокрую тьму кустов и остановилась, слушая всем своим существом. Неистовый лай, выстрел, второй, третий; два крика; сердце Гелли стучало, как швейная машина в полном ходу; в полуоткрытую дверь выбрасывались тени, быстро меняющие место и очертания; спустя несколько секунд звонко вылетело наружу оконное стекло и наступила несомненная, но удивительная в такой момент тишина. Наконец, кто-то, черный от падающего сзади света, вышел из хижины.

- Гелли! - тихо позвал Нок.

- Я здесь.

- Пойдемте. - Он хрипло дышал, зажимая ладонью нижнюю, разбитую губу.

- Вы... убили?

- Собаку.

- А тот?

- Я связал его. Он сильнее меня, но мне посчастливилось запутать его в скамейках и клетках. Там все опрокинуто. Я также заткнул ему рот, пригрозив пулей, если он не согласится на это... Самому разжимать рот...

- О, бросьте это! - брезгливо сказала Гелли.

Так тяжело, как теперь, ей не было еще никогда. На долгие часы померкла вся казовая сторона жизни. Лесная тьма, борьба, кровь, предательство, жестокость, трусость и грубость подарили новую тень молодой душе Гелли. Уму было все ясно и непреложно, а сердцу - противно.

Нок, приподняв лодку, освободил ее этим от дождевой воды и столкнул на воду. Они двигались в полной тьме. Вода сильно поднялась, более внятный шум ускоренного течения звучал тревожно и властно.

Несколькими ударами весел Нок вывел лодку на середину реки и приналег в гребле. Тогда, почувствовав, что связанный и застреленная собака отрезаны, наконец, от нее расстоянием и водой, Гелли заплакала. Иного выхода не было ее потрясенным нервам; она не могла ни гневаться, ни быть безучастной к только что происшедшему, - особенно теперь, когда от нее не требовалось более того крайнего самообладания, какое пришлось выказать у Гутана.