Филипп Эрланже - Резня в ночь на святого Варфоломея

Без единого пушечного выстрела ученица Макиавелли парализовала Филиппа II, предотвратила его агрессию против Франции, которая, выйдя из кровавого затмения, внезапно вновь явилась в зените. «Мой государь, — писал Сен-Гуар Карлу IX, — силой или разумом, но Вы сделаетесь повелителем мира!»

«Таковы великие труды Екатерины: потерять в один день все, завоеванное за два года интриг и усилий, разорвать столько союзов, с такими хлопотами заключенных, а затем вывернуть, как перчатку, эту Европу, дрожащую и негодующую: вот он, триумф самой блистательной дипломатии!»

Король Польши не мог уронить свой престиж перед несокрушимыми стенами измученного города. Когда был отбит восьмой приступ, Екатерина оставила эту затею. Как будто, по прошествии года, ее поведение зависело только от дел иностранных, она не испытала никакого замешательства, демонстративо заклиная немецких князей не вмешиваться и убеждая Карла IX заключить мир с гугенотами.

Какой мир? Тот, в духе Сен-Жерменского договора и Эдикта 1570 г., тот, что был до дня Святого Варфоломея!

Свобода совести, свобода отправления культа для крупных феодальных сеньоров; а также для городов Ла-Рошели, Монтобана и Нима, вывод оттуда королевских гарнизонов. Все это было поспешно составлено и подписано (Ла-Рошельский договор).

Перед обнародованием эдикта, который должен был санкционировать это ошеломляющее соглашение, испанский посол прибыл в Лувр со своей жалобой.

— Как может быть, чтобы Вы, христианнейшие Монархи, после того как решили сослужить Богу столь великую службу, после дня Святого Варфоломея… нынче заключаете мир с теми, кто остался в ничтожном меньшинстве и без предводителей?

Королева-мать кротко ответила:

— Мы не можем поступить по-другому!

Дон Диего, разъярясь, посоветовал Филиппу II обрушиться на Францию после того, как герцог Анжуйский тронется в путь. Нунций направил в Рим более умеренный доклад и прозрачно заключил: «Все значение договора состоит в том, что по этому соглашению гугенотская ересь сохраняется и поддерживается в королевстве».

Между двумя вероисповеданиями продолжались столкновения, соотношение сил едва ли изменилось. Варфоломеевские события послужили только тому, чтобы воспрепятствовать иностранной войне прибавиться к внутреннему беспорядку.

Заговоры и гражданские войны не замедлили возобновиться. Карл IX, выйдя из своего жуткого опьянения, остался под грузом своих тяжких преступлений. Пораженный туберкулезом, он умер в двадцать четыре года, в кровавом поту, и эта смерть, подобно роковой кончине его отца, представлялась протестантам проявлением небесного гнева. Его последние слова были:

— О, моя мать…

Затем три группировки с оружием в руках стали оспаривать власть в королевстве. Чтобы не дать рухнуть единству Франции, старая королева должна была призвать короля Польского. Последствия Варфоломеевских событий привели к тому, что он потерял плоды своей прекрасной победы. Для французов полной неожиданностью был этот Генрих III, столь отличный от герцога Анжуйского. Чудачества, доходившие до экстравагантности, женоподобное величие этого последнего монарха эпохи Ренессанса, этого крайнего декадента, было полной противоположностью образу победителя при Монконтуре, который остался в памяти народа. Его подданные зубоскалили над ним, быстро забыв прежний образ их былого идола — фанатика, внесшего изрядный вклад в резню гугенотов, нашедшего в себе качества монарха, способного следовать наставлению своей матушки: «Пусть их пристрастия никогда не будут вашими».

Экстремисты предчувствовали опасность появления суверена, который получит перевес и поднимется над группировками. Поднялся жуткий вал клеветы. Эта кампания осуждения и финансовые бедствия с самого начала лишили нового короля рычагов власти. Дало о себе знать одно из тех несчастий, которые предвидела Екатерина вечером 23 августа. Воинственные католики сгруппировались в мощную Лигу, предводительствуемую Гизами и финансируемую Испанией. Тем временем Генрих Наваррский бежал, отрекся от католичества и стал главой кальвинистской республики, порожденной Варфоломеевскими событиями. Алансон, со своей стороны, стал выступать как вождь мятежников.

Генрих III вынужден был капитулировать перед этими двумя противниками, которые и сами не ладили между собой, но на следующий год он восстановил свое доминирующее положение и добился «Королевского мира» (1577). Несмотря на продолжение бедствий, относительное спокойствие дало Франции некоторую передышку до 1584 г. В этот момент смерть д'Алансона (герцога Анжуйского с 1576 г.), обострила династические вопросы, и распри вспыхнули вновь.

Отныне Генрих Наваррский был наследником престола, на котором члены Лиги желали видеть Генриха де Гиза. Наваррец отказался вернуться к католицизму, и Генрих III лишил его прав наследования, Лига выдвинула требование проскрипции реформатов. Последствием этого силового нажима стала новая гражданская война, самая страшная из всех. Она затянулась на тринадцать лет!

В конце 1587 г. Генрих III, при тайном содействии Наваррца, которому Монтень служил как вестник, еще раз преуспел в том, чтобы поставить в тупик оголтелых приверженцев двух партий. Именно тогда Елизавета велела снести голову Марии Стюарт, и великая война, которую так давно ждали, разразилась между Испанией и Англией.

Филипп II собрал «Непобедимую армаду»; но перед тем, как бросить на еретический остров этот флот, везущий множество инквизиторов, он хотел нейтрализовать Францию. Гиз, для которого он не жалел громадных субсидий, обязан был явиться в Париж, невзирая на королевский запрет, и вызвать смуту. «День Баррикад» отдал ему столицу, но не монархию, ибо Генрих III чудом ускользнул и добрался до берегов Луары.

Разгром «Армады» был катастрофой для Лиги. Тем не менее когда король созвал Генеральные Штаты в Блуа, воинственные протестанты и «политики», устрашенные, уступили гизовцам три четверти мест, и Валуа оказался их пленником.

В этот критический момент единство Франции зависело исключительно от силы духа этого властителя, которого памфлетисты называли Антихристом. Католик до глубины души, Генрих мог обеспечить себе покой, облегчить свою совесть, лишив наследства вождя гугенотов. Он предпочел не уступать. Гиз, которого не оставляли в покое испанцы, решил немедля взяться за оружие. Генрих предотвратил это и приказал убить его вместе с его братом, кардиналом де Гизом. В кармане убитого нашли улику. «Чтобы продолжить войну во Франции, — писал герцог Филиппу II, — нужно, самое меньшее, семь тысяч ливров» (23 декабря 1588 г.).