Филипп Эрланже - Резня в ночь на святого Варфоломея

(Giovanny Michiel, Relation du massacre, adressee au Senat de Venise, trad, jranqaise par W. Martin.)

Чтобы благоразумно сокрыть в своем сердце то, что недостойно было дать обнаружить, и чтобы оказать услугу Богу и принести облегчение своему народу, он (Карл IX) вел себя с благоразумием столь великим, что не нашлось никого, кто, после исполнения его замысла, не восхищался бы внешней холодностью того, чье сердце было полно рвения. Свидетельство чему то, что наутро после дня Св. Варфоломея он ответил одному сеньору, который сказал ему, что не ожидал от него такого: «Даже мой берет ни о чем не знал».

(«История… жизни, нравов и достоинств христианнейшего и добродетельного короля Карла IX» Арно Собрена, проповедника короля.)

Эта бойня предстала перед глазами короля, который взирал на нее из Лувра с большой радостью. Несколько дней спустя он лично пошел взглянуть на виселицу на Монфоконе и на труп Колиньи, который был повешен за ноги, и когда некоторые из его свиты прикинулись, что не могут приблизиться по причине зловония трупа, «Запах мертвого врага, — сказал он, — сладок и приятен».

(«История Карла IX» Папира Массона, историографа короля. Эти два текста воспроизведены в т. VIII Archives сиrieuses de Cimber et Danjou»)

…Его Величество, обращаясь к указанному Воклюзу, сказал ему такие слова: «Передайте графу де Карсесу (наместнику короля в Провансе), чтобы под страхом смерти не разглашал и хранил в тайне, что он (король) хочет сказать, а именно, чтобы сказанный граф де Карсес не совершал убийств гугенотов, согласно тому, что было ему передано Ла Молем (ординарным камер-юнкером короля), с тем, что он (король) решил осуществить предприятие великой важности, и что если он (Карее) совершит убийства в Провансе, это может повредить делам. И совершенно внезапно Е. В. достал из-за изголовья своей кровати шесть кинжалов длиной в руку, весьма острых, ибо шестеро готовы были исполнить означенное предприятие в Тюильри, а именно: Его Величество при содействии г-на де Фонтена, своего первого шталмейстера, Месье, его брат, при содействии г-на де Вена (Юбер де Ла Гард, господин де Вен) и г-н де Гиз, при содействии господина де Во».

(Le Livre de raison d'Honore du Teil, 1571–1586. Publ. Par. J. Du Teil.)

Еще какое-то время предложение [о бракосочетании Генриха де Бурбона и Маргариты де Валуа] продолжало обсуждаться, и королева Наваррская, его [Генриха] мать, прибыла ко двору, где брачный договор был полностью согласован. Это произошло уже накануне ее смерти, которая была отмечена одним особенным событием, не оставшимся в Истории, но заслуживающим того, чтобы Вы 133 133 Маргарита де Валуа обращает свои мемуары к Пьеру де Бурдею, сеньору де Брантому (1540?-1614), ее другу и платоническому воздыхателю. о нем знали.

Вместе с мадам де Невер, характер которой Вам хорошо известен, ее сестрами, господином кардиналом де Бурбоном, мадам де Гиз, госпожой принцессой де Конде мы приехали в парижский дом усопшей королевы Наваррской с целью отдать последний долг в соответствии с ее положением и нашим семейным родством 134 134 Речь идет о том, что все перечисленные Маргаритой персонажи так или иначе были родственниками Бурбонов и Жанны д'Альбре, вдовы Антуана де Бурбона: Генриетта Клевская, герцогиня Неверская (1542–1601), близкая подруга Маргариты, дочь Франсуа Клевского и Маргариты де Бурбон, сестры Антуана; ее сестры — Мария Клевская, в тот момент невеста Генриха I де Бурбона, принца де Конде-младшего, и Екатерина Клевская, супруга герцога Генриха де Гиза; кардинал Шарль де Бурбон (ум. 1590), брат Антуана де Бурбона и единственный католик в этой семье; герцогиня де Гиз, Антуанетта де Бурбон (1494–1582), бабка Генриха де Гиза и тетка Антуана де Бурбона; принцесса де Конде, Франсуаза-Мария де Лонгвиль-Орлеанская (1544–1601), вдова принца де Конде-старшего, Людовика I де Бурбона; наконец, сама Маргарита, невестка королевы Наваррской. (это происходило без пышности и церемоний нашей религии, в довольно скромных условиях, которые дозволяла гугенотская вера: она [королева] лежала на своей обычной кровати, с открытым пологом, без свечей, без священников, без креста и святой воды; все мы находились в пяти или шести шагах от ее ложа и могли лишь смотреть). Мадам де Невер, которую в свою бытность [королева Наваррская] ненавидела более, чем кого бы то ни было, и которая отвечала ей тем же, а, как Вам известно, она [мадам де Невер] была весьма остра на язык и не щадила тех, кого терпеть не могла, неожиданно отошла от нас и, склоняясь в красивых, почтительных и глубоких реверансах, подошла к кровати и, взяв руку королевы, поцеловала ее. Затем, с низким поклоном, полным уважения, она вернулась к нам. Все мы, знавшие их отношения, оценили это [пропуск в рукописи].

Несколько месяцев спустя принц Наваррский, отныне ставший королем Наварры, продолжая носить траур по королеве, своей матери, прибыл сюда [в Париж] в сопровождении восьмисот дворян, также облаченных в траурные одежды, и был принят королем и всем двором со многими почестями. Наше бракосочетание состоялось через несколько дней с таким торжеством и великолепием, каких не удостаивался никто до меня. Король Наваррский и его свита сменили свои одежды на праздничные и весьма богатые наряды; разодет был и весь двор, как Вы знаете и можете лучше об этом рассказать. Я была одета по-королевски, в короне и в накидке из горностая, закрывающей плечи, вся сверкающая от драгоценных камней короны; на мне был длинный голубой плащ со шлейфом в четыре локтя, и шлейф несли три принцессы. От дворца епископа до Собора Богоматери были установлены [деревянные] помосты, украшенные золоченым сукном, что полагалось делать, когда выходят замуж дочери Франции. Люди толпились внизу, наблюдая проходящих по помостам новобрачных и весь двор. Мы приблизились к вратам Собора, где в тот день отправлял службу господин кардинал де Бурбон. Когда перед нами были произнесены слова, полагающиеся в таких случаях, мы прошли по этим же помостам до трибуны, разделявшей неф и хоры, где находилось две лестницы — одна, чтобы спускаться с названных хоров, другая, чтобы покидать неф. Король Наваррский спустился по последней из нефа и вышел из Собора. 135 135 Согласно сложному церемониалу, специально разработанному для свадьбы гугенота и католички, Генрих Наваррский не мог присутствовать собственно на католическом богослужении и покинул Собор Богоматери. Его представлял герцог Анжуйский, брат Маргариты. Мы [пропуск в рукописи]

Фортуна, никогда не дающая людям полного счастья, вскоре обратила состояние счастливого торжества и празднеств в полностью противоположное: покушение на адмирала оскорбило всех исповедующих религию [гугенотов] и повергло их в отчаяние. В связи с этим Пардайан-старший 136 136 Блез де Пардайан, сеньор де Ламот-Гондрен, приближенный Генриха Наваррского, погиб в Варфоломеевскую ночь. и некоторые другие предводители гугенотов говорили с королевой-матерью в таких выражениях, что заставили ее подумать, не возникло ли у них дурное намерение в отношении ее самой. По предложению господина де Гиза и моего брата-короля Польши, позже ставшего королем Франции, 137 137 Генрих Анжуйский тогда еще не был королем Польши (с 1573 г.). было принято решение пресечь их возможные действия. Совет этот [сначала] не был одобрен королем Карлом, который весьма благоволил к господину адмиралу, господину де Ларошфуко, Телиньи, Ла Ну и иным руководителям этой религии, и рассчитывал, что они послужат ему во Фландрии. И, как я услышала от него самого, для него было слишком большой болью согласиться с этим решением. Если бы ему не внушили, что речь идет о его жизни и о его государстве, он никогда бы не принял такого совета.