Антон Керсновский - Философия войны в одноименном сборнике

Храбрость, которую иные ошибочно полагают главной воинской добродетелью, —

только производная этих основных, главных качеств. Она заключена в каждом из них. Часть

и люди, сохраняющие дисциплину под огнем, тем самым уже храбрая часть, храбрые люди.

55

Электронное издание

www.rp-net.ru

Солдат по призванию, твердо и пламенно верящий в это свое призвание, — уже не может

быть трусом. Наконец прямодушие — открытое исповедание своей веры, своих взглядов,

своих убеждений — откровенность и прямота — гораздо выше храбрости — уже по той

причине, что это — храбрость, возведенная в квадрат. Храбрость «сама по себе», так сказать

«голая храбрость» — малоценна, коль скоро она не соединяется с одной из этих трех

основных воинских добродетелей, которые и рассмотрим по порядку.

***

экзерциция, дисциплина — победа, слава, слава, слава»...

«Субординация,

Бессмертные слова бессмертной «Науки Побеждать».

Суворов дает пять понятий в их гениальной простоте и гениальной

последовательности. Сперва субординация — альфа и омега всего Воинского естества.

Потом — экзерциция — упражнение, развитие, закалка. Это дает нам дисциплину,

слагающуюся из элементов субординации и экзерциции — чинопочитания и совместного

учения. Дисциплина дает победу. Победа рождает славу.

Мы различаем по форме — дисциплину наружную и дисциплину внутреннюю, по

естеству — дисциплину автоматическую и дисциплину осмысленную. По форме —

дисциплина всех организованных армий сходственна, по естеству же — глубоко различна.

По форме — наружная дисциплина заключает в себе внешние признаки

чинопочитания, внутренняя — степень прочности этой дисциплины.

Естество дисциплины различно, смотря по армиям, народа и степени духовности этих

народов. Мало того, различным историческим эпохам соответствует различная дисциплина.

Русской Армии соответствует дисциплина осмысленная по существу, но жестокая по

форме. Для сохранения драгоценного содержания стенки сосуда не мешает иметь сколь

можно более твердыми. Для сохранения качества дисциплины необходима известная доза

автоматизма. Отношение автоматизма к осмысленности — то же, что науки к искусству,

лигатуры к благородному металлу.

***

Что касается второй воинской добродетели — пламенной веры в свое призвание — то

в отличие от дисциплины — добродетели благоприобретаемой — она является врожденной.

Пусть молодой человек, колеблющийся в выборе карьеры, посмотрит на растерзанные

полотнища знамен. Он сможет разобрать, или угадать, славянскую вязь: «За отбитие знамен

у французских войск на горах Альпийских»... «За подвиг при Шенграбене, в сражении

отряда из пяти тысяч с корпусом из тридцати тысяч состоявшим»... «За отличие при

56

Электронное издание

www.rp-net.ru

поражении и изгнании врага из пределов России в 1812 году»... «За Шипку и двукратный

переход через Балканы»... Если слова эти не покажутся ему райской музыкой, если он своим

«внутренним оком» не увидит тут же рядом с собой сен-готардских мушкетер,

шенграбенских гусар, бородинских егерей, не почувствует себя в их строю — тогда, значит,

военного призвания у него нет и в Армию ему идти нечего. Если же он увидел кровавый снег

Муттенской долины и раскаленные утесы Шипки, если он услышал «ура» последних

защитников Орлиного Гнезда, если он почувствовал, что это ему Котляревский крикнул: «На

пушки, братец, на пушки!»— тогда это значит, что священный огонек ярко вспыхнул в его

груди. Тогда он — наш.

Любить военное дело мало. Надо быть еще в него влюбленным. Эта любовь — самая

бескорыстная. Военная профессия — единственная, не приносящая дохода. Она требует все,

а дает очень мало. Конечно, в материальном отношении: в моральном это «малое» —

огромно.

Но и быть влюбленным в военное дело недостаточно. Надо еще верить в свое

призвание, каждую минуту ощущать в тяжелом ранце фельдмаршальский жезл — быть

убежденным, что именно тебе, вверенным тебе роте, полку, корпусу надлежит сыграть

главную роль, произвести перелом в критическую минуту — уподобиться Дезэ при Маренго,

пусть даже и заплатить за это тою же ценой.

***

Третья воинская добродетель — Прямодушие. Подобно второй — Призванию — она

природная, и ее можно испортить превратным толкованием первой воинской добродетели —

Дисциплины. Начальник — деспот, грубо — не по-офицерски — обращающийся с

подчиненными, терроризирующий их безмерно строгими взысканиями, может погубить эту

добродетель в своих подчиненных.

Угодничанье (в сильной степени — подхалимство) — худший из всех пороков

военного человека, единственно непоправимый — тот отрицательный сомножитель, что

обращает в отрицательные величины все остальные достоинства и качества.

Казнокрад и трус терпимее подхалима. Те бесчестят лишь самих себя — этот же

бесчестит всех окружающих, особенно же того, пред кем пресмыкается. Воровство и

трусость не могут быть возведены в систему в сколько-нибудь организованной армии.

Подхалимство и его неизбежное следствие — очковтирательство — могут. И тогда — горе

армии, горе стране! Не бывало — и не может быть случая, чтобы они смогли опереться на

гнущиеся спины.

57

Электронное издание

www.rp-net.ru

Мы можем видеть, что если Дисциплина имеет корни в воспитании, а Призвание

вытекает из психики, то Прямодушие — вопрос этики.

***

Из качеств специальных на первое место поставим личный почин — Инициативу.

Качество это — природное, но оно может быть развито — или, наоборот,

подавлено — условиями воспитания, быта, духом уставов, характером дисциплины

(осмысленной либо автоматической по естеству) данной армии.

«Местный лучше судит, — учил Суворов, — я вправо, нужно влево — меня не

слушать». Эти слова касаются наиболее болезненной и наиболее «иррациональной» стороны

военного дела, а именно — сознательного нарушения приказания — конфликта инициативы

с дисциплиной.

Когда следует идти на этот конфликт и когда не следует? Ведь если «местный лучше

судит», то часто «дальний дальше видит». Всякого рода схематичность и кодификация в

данном случае неуместны. Все зависит от обстановки, от средств, имеющихся в

распоряжении частного начальника, а главное — от силы духа этого последнего. Это — как

раз «божественная часть» военного дела.

На рассвете 22 мая 1854 года Дунайская армия князя Горчакова готовилась к штурму

Силистрии. Минные горны были уже взорваны, турецкая артиллерия приведена к молчанию,

войска ожидали условной ракеты — как вдруг фельдъегерь из Ясс привез приказ Паскевича