Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5)

Зураб, стоя на ступеньке возвышения, умиленно взирал на сладкоречивого царя. Мераб и Тамаз Магаладзе благоговейно осенили себя крестным знамением, предвкушая согласие царя наградить их за преданность владением, сопредельным Носте, славящимся тутовой рощей и речкой, изобилующей форелью. Квели Церетели, вспомнив о разорении своего замка, в приливе восторга облобызался с князем Качибадзе, присвоившим у него два виноградника и мельницу. Мачабели, забыв о похищении у него Эдишем Вачнадзе красноволосой, которую сам метил себе в наложницы, сжимал соперника в объятиях. Потрясения двух десятилетий казались сейчас владетелям Картли и Кахети страшным сном, и они возликовали: то, чего не смог достигнуть слишком изворотливый Шадиман Бараташвили, стало возможным благодаря несгибающейся воле Зураба Эристави.

Царь расчувствовался: как не походила предельная почтительность князей на своеволие Саакадзе. Перед ним запрыгали огненные слова, выстраиваясь, будто лучники, в стройную колонну:

Если витязь благородный

Меч отдаст, царю угодный,

Станет в битве всенародной,

Как Ахилл, рукой не слаб!

Воспоем стезю героя!

Новая предстанет Троя!

Силы царские утроя,

В битву ринется Зураб!

Сорвав с воротника крупную жемчужину, Теймураз прикрепил ее к эфесу меча Зураба. Единение царя с князьями достигло своего апогея, гремели дапи, звенели пандури. Зураб сиял. В гуле восторженных голосов ему слышался звон льдинок, будто духи Арагви уже сооружали провидцу, владетелю черной медвежьей лапы, сжимающей золотой меч, горский трон.

И не заметили, как сгинул день. Блики заката багровели, предвещая ненастье. Глухо журчала вода, вращая колесо водяной мельницы, и терялась в сумрачной лощине. Едва виднелась каменистая тропа, взлетая к оружейной башне, где пылал костер, освещая людей, выносящих из башни охапки клинков. У начала тропы белел высокий кол, а на нем торчал череп.

Деревня Чала жалась к каменистым отрогам, от мицури - землянок тянулся едкий дым очагов. Лай собак то обрывался, то вновь несся со всех сторон. В полумгле звякали цепи, слышались отрывистые голоса.

Около водяной мельницы столпились крестьяне. Эти сумерки, вечер, ночь принадлежали еще им, а завтра они уже будут безмолвны, как это облако.

Завтра! Оно было неотвратимо. С первым светом мсахури раздадут им оружие, ударят дапи, и перед строем дружинников Чала кичливо проедет молодой князь Джавахишвили. Он поведет их на Базалетское озеро, куда уже выступил старый князь с передовой дружиной, составленной из месепе и глехи, обученных на Дигомском поле. Наверно, они уже в Душети.

А завтра тут взметнется княжеское знамя: над белыми горами серебряный меч. Легкий шелк, легче тумана, а давит, как рухнувшая скала - молодой лес. На заре пророкочет княжеская труба, призывая на бой. Против кого? Страшно подумать... против Моурави!

Будь проклята эта ночь! Остановись, мельничное колесо! Может, и время остановится с тобой! Пусть продлится ночной мрак! Не надо солнца! Между двух белых гор оно на княжеском знамени! И лучи его острее копий! Раскаленных копий! О-о-о, на кого нацелены они? Страшно подумать... на Моурави!

Душная ночь в Чала. Близится кровавый день Базалети.

- О-о-о, люди! Что делать? Как поступить?

Мнутся крестьяне, не зная, на что решиться. Рослый парень в гневе срывает с головы папаху, швыряет наземь:

- Прямо скажу, идти с князем против Моурави - измена Картли!

- Э-э, Закро, когда поумнел? - буркнул сын мельника, опасливо озираясь на башню.

- На Дигоми поумнел. Когда прыгнул через ров, подумал: "Клятву верности Моурави даю".

- А когда клятву давал, о жене, матери, отце думал?

- Отец согласен...

- Что согласен? Под ярмом ходить?

Плотно обступают крестьяне негодующего Закро.

- Или красавицу дочь на позор отдать?

- Может, жену свою ты сборщику подаришь? Давно проклятый на Тинико так смотрит, как ястреб на голубя!

- Напрасно пугаете! - твердо сказал Буадзе. - Я тоже дигомец, тоже с Закро к Моурави пойду.

Зашумели, обрадовались, точно ждали решения деревенского силача.

- И я к Моурави!

- И я!

- И я!

- О-о-о, сколько ишаков в нашей деревне! - замахал башлыком пожилой глехи. - Вы только одни хотите к Моурази? А мы не согласны?

- Тише говори! Тише!

- Забыли, что в церкви в воскресенье глехи князя Фирана сказал?

- Может, нарочно устрашал!..

- Нарочно? Слышите, люди? Нарочно! Недалеко - поскачи, увидишь, как жена и мать приверженца Моурави, подобно буйволам, ярмо тащат.

- А в деревне Дзегви не брошен в яму парень, пытавшийся бежать к Моурави?

О жестокости владетелей столько слыхано - в церквах, на базарах, в придорожных духанах, в кузницах, на мельнице, на плотах.

- О-о-о, люди! Что делать? Как поступить?

И все больше охватывают крестьян сомнения и страх.

- Люди, а кто не знает о трех парнях из деревни князя Эмирэджиби?

- Нино, для настойчивых еще раз скажи. Пусть помнят: деготь и мед разные свойства имеют.

- Тише говори! Тише!

- Вот, народ, многих заподозрили в желании уйти к Моурави! Цепи надели на ноги.

- Цепи ничего - раз надели, то и сняли бы. Другое горе: скот приказал князь отнять! А в опустевший буйволятник кого загнали? Отца! Мать! Сестер!

- О-о-о, горе!

- Доли тоже лишили.

- Правильно поступили: если очаг потух, на что зерно?

- А если зерна нет, на что детям возле буйволятника плакать?

- Проклятые князья! Вот Моурави победит, всех разбойников в буйволятник загонит!

- Кто против?

- Буйволы против!

- Тише говори! Тише!

- Замолчи, Гогла! Да ниспошлет святая иверская божия матерь победу нашему Моурави!

- Такое все хотят! Только пока победит, наши семьи в ямах и под ярмом могут погибнуть.

- Что делать? Как поступить? Разве мы свою волю имеем?

- Значит, драться с Моурави решили?

- Кто решил?! Э-хе, Закро, за умного тебя народ держит, а сам не знаешь, что говоришь! Будем притворяться, что деремся.

- Хо-хо-хо, а мсахури не заметит? Или сам князь глупее тебя? Посмотри на кол - вон белеет череп! Вспомни, за что князь обезглавил Саба!

- А еще такое в деревне князя Качибадзе было, старый Евстафий на базаре рассказывал. Десять дигомцев хотели к Моурави бежать. Поймали их. Тогда князь велел всех в яму бросить - грозит: год оттуда не выйдут.

- Уж вышли!

- Кто это сказал? Кто?

Крестьяне порывисто обернулись. Из полумглы выступил стройный хизани, насмешливо глядя на спорящих.

- Клянусь, не вышли! В таком деле князья крепко слово держат.

- А я клянусь - вышли! - упорствовал хизани. - Вышли, раз князь продал их туркам.

- Тур-ка-ам? Чтоб им, скажем, ахалцихская луна на голову села!

- Почему Сафар-пашу беспокоишь? Братьев наших в Константинополь угнали.

- Что-о-о-о?!.