Антон Керсновский - «Философия войны«» в одноименном сборнике

Начальник полевого штаба — ближайший помощник (и ближайший подчиненный) полководца. Это — человек, оформляющий, разрабатывающий и помогающий проводить в жизнь его предначертания. Он ни в коем случае не должен быть подсказчиком, а всего лишь советником, помощником с правом только совещательного голоса. Пословица «одна голова хороша, а две лучше» в военном деле совершенно неприменима (в своем логическом развитии она обычно порождает другую — «сколько голов, столько умов»). Полководец и его начальник штаба должны хорошо знать друг друга, быть в сколь можно тесном общении еще в мирное время. Только при этом условии возможна с самого же начала продуктивная работа. Гинденбург, познакомившийся с Людендорфом в вагоне по пути в Восточную Пруссию — исключение (возможное лишь при монолитности прусско-германской военной касты). В обычных условиях возможно лишь два случая. Положительный пример — штаб Жоффра, где все чины — близкие сотрудники главнокомандующего с мирного времени и понимают его с полуслова. И отрицательный — русская Ставка, где неожиданно для себя назначенный Верховным Великий Князь Николай Николаевич вынужден осведомиться об имени и отчестве навязанных ему в сотрудники Янушкевича и Данилова.

Назначение Штаба — поставить военачальника в возможно лучшее положение для принятия им единоличных решений.

Трем элементам природы — земле, воде и воздуху — соответствуют три вида вооруженной силы — сухопутные, морские и воздушные.

«Всякий потентат, который только армию имеет — одну руку имеет, а который и флот имеет — обе руки имеет», — сказал Петр Великий, не знавший еще воздушной силы.

Армия воюет на земле. Флот — на море. Авиация — над землей и над морем.

Рассмотрим их взаимоотношение.

Море составляет три четверти нашей планеты. Все государства дышат морем. Это — их легкие. Потерю господства над морем можно сравнить со скоротечной чахоткой. Та кровь, что проливает тогда сухопутная армия, — не что иное, как кровохарканье надорванного государственного организма.

Это случилось с Россией в Мировую войну 1914–17 гг. Она захлебнулась кровью, не будучи в состоянии дышать. Правое легкое — Балтика — было утрачено с объявлением войны. Левое легкое — Черное море — было парализовано выступлением Турции. А искусственное дыхание через Мурман запоздало.

Владей мы на севере Бельтом, а на юге Босфором — Россию не постигло бы удушье. Вступи в строй черноморская дивизия дредноутов не в 1915–16 гг., когда политическая обстановка была уже испорчена, а на два года раньше — в 1913–14 гг. — до войны — Турция не выступила бы и война не затянулась бы на долгие годы.

Флот — показатель здоровья государственного организма, показатель государственного ума правителей и мерило великодержавности. Страна, имеющая только 40 дивизий пехоты, но 20 могучих броненосцев, значит в мире больше, чем страна, имеющая 100 дивизий на суше, но всего 5 кораблей на мировых океанских путях. Удельный вес Британской Империи в союзной коалиции 1914–18 гг. во много раз превосходил удельный вес России.

Армия и Флот — близнецы. Авиация — их младшая сестра. Младшая и по времени своего появления, и по своим возможностям.

Физические свойства воздушного океана менее благоприятствуют человеку, чем земная твердь и водная стихия. Корабль в море — величина на долгое время самодовлеющая. Самолет в воздухе целиком зависит от своей сухопутной либо морской базы. Его автономия измеряется не неделями, как у корабля, а лишь немногими часами.

Возвращаясь к петровской метафоре, мы можем ее развить. Если Армия и Флот — две руки потентата, то Авиация — дубина, усиливающая каждую из этих двух рук.

Гармония между этими тремя видами вооруженной силы должна соблюдаться строго. Гипертрофия одного из них в ущерб другим вредна, атрофия — пагубна. Потеря господства над морем парализует сухопутную силу. Утрата господства над воздухом ставит сухопутные и морские силы в самое невыгодное положение. Препятствуя Тактике, парализуя Оператику, она рискует сорвать Стратегию.

В дальнейшем, исследуя положение Армии в Государстве, мы под «Армией» условимся понимать всю совокупность вооруженных сил.

Устроителю вооруженной силы надлежит разрешить две задачи: устройство постоянного состава — дав ему статут военной касты либо военного сословия — и устройство переменного состава — статут вооруженного народа. Армия состоит из генералов, офицеров и солдат. Офицеры создают солдат и из офицеров создаются генералы. Следовательно, краеугольный камень всего здания — офицерство.

Офицерский корпус может иметь характер замкнутой касты, служилого сословия, профессионального объединения, партийной организации либо, наконец, механического соединения людей, связанных индивидуальным служебным контрактом с Государством. В последнем случае это — человеческая пыль, карточный домик, положение, в XX столетии невозможное.

Столь же невозможно придать офицерскому корпусу партийную окраску. Партийность несовместима с воинским духом и воинской этикой — плачевная история Красной армии тому наглядный пример. Партийность несовместима и с Православием, а стало быть и с русскостью. Мы отбрасываем это самоубийственное и глубоко аморальное положение.

Союз профессионалов шпаги противоречит самому естеству российской вооруженной силы, единственной в мире не имевшей в своих рядах наемных ланцкнехтов и кондотьеров. Остаются каста и служилое сословие.

Германская армия 1914 года была кастой. Сын фельдфебеля ген. Алексеев, главнокомандовавший в Мировую войну Российскими армиями, не мог бы в Германской армии мирного времени получить и первый офицерский чин. Правда, воспитанные в кастовом духе германские генерал-адъютанты не предали своего кайзера (наоборот, там кайзер позорным своим бегством предал разбитую свою армию).

Сильной стороной касты является высоко развитое чувство воинской этики, чувство кастовой солидарности, где все за одного и один за всех. Каста — монолит, проникнутый единым духом, в ней старшие пользуются непререкаемым авторитетом в глазах младших, а младшие — товарищеским уважением со стороны старших.

Обратная сторона кастовой организации — ее замкнутость в себе и отчуждение от народа. Традиции Германской армии восходят к ордену Меченосцев, сурово повелевавшему из своих замков порабощенным племенам Прибалтики и Пруссии. Кастовая гордость и заносчивость глубоко претят православному русскому миросозерцанию — и не нам, чьи предки затупляли мечи о тевтонские черепа, перенимать обычаи потомков побежденных на Неве, в Ледовом побоище, в Раковорской битве и при Грюнвальде.