Е Громов - Николай Губенко - Режиссер и актер

Словом, нашему герою нелегко было извлечь практический результат их из своего добросовестного чтения "множества книг". Органично близкого себе в нем он пока не находил. Причем Губенко справедливо винил в этом не кого-то извне, а, прежде всего, самого себя. "Как сложно снимать картину на современном материале! С одной из трудностей я столкнулся почти сразу же. Запоем прочитал один интересным роман о физиках. Обрадовался. Вот, думаю, и превосходная литература для экранизации... И что же? Довольно быстро, к величайшему моему сожалению, я убедился, что ничего значительного на этом материале я сказать не сумею. Мне пришлось встречаться с рядом ученых, работающих в области расщепления атомного ядра. Я пытался понять, чем и как они живут, что думают о проблеме, такой важное сегодня. Когда же я им задавал свои дилетантские вопросы, они просто-напросто плохо понимали, что я от них хочу услышать. Действительно, люди, работавшие в соседних, смежных областях, порою ничего не знают друг о друге: каждая микропроблема бесконечно углубляется. Что же может рассказать обо все этом пришелец, человек со стороны?"

Молодой режиссер затрагивает тут сложную и острую проблему. Она запальчиво обсуждалась в публицистике и художественной критике 60-70-х годов. Я имею в виду, в частности, подзабытую ныне дискуссию о "физиках" и "лириках". Нередко она замыкалась на спорах вокруг не самого важного вопроса - кто нынче особенно в почете, особенно важен для прогрессивного развития страны, - первые или вторые? Сейчас, когда и физики, и лирики подавлены, сбиты с многих своих позиций, "новыми русскими" с их тугими кошельками эти споры могут показаться наивными, пустыми. Нет, это не так. Не совсем так. За тогдашними дискуссиями проглядывали глубокие проблемы непреходящей культурной значимости.

В первую очередь это - обоснованная тревога о растущем разъединении научно-технической и гуманитарной интеллигенции, об усиливающихся для художника трудностях получением надежной информации об окружающем его мире. Видимо, не случайно герои подавляющего большинства выходящих у нас ныне фильмов и телесериалов являются либо ментами и агентами национальной безопасности, либо жуликами, проститутками и "новыми русскими". Мне скажут: таких героев жаждет видеть на экране массовый зритель. Так ли это? А может быть, ему усиленно навязывают подобного рода персонажей? И у наших драматургов и режиссеров просто не хватает таланта и, главное, информированности, чтобы вторгнуться в те миры, где живут и действуют люди иных профессий и жизненных судеб.

Но проблема этой информированности не проста. В XIX веке сам характер личностной коммуникации с художника с людьми почти целиком зависела от его активности, любознательности, терпеливости, объективности. И. Тургенев не был ни врачом, ни разночинцем, но когда ему понадобилось изобразить в образе Базарова "новых людей", - людей дела профессии, по выражению М. Салтыкова-Щедрина, автор романа "Отцы и дети" это великолепно осуществил. И даже самые непримиримые критики романа не могли упрекнуть его создателя в незнании "специального" материала.

Литературные герои всей мировой классики были по роду своих занятий досконально известны их творцам. Нельзя обвинить Пушкина или Чехова, Филдинга или Гёте, Виктора Гюго или Золя в некомпетентности в тех вопросах, о которых они брались писать. И дело не только в масштабе таланта и силе продуктивной интуиции. Не существовало серьезных внешних причин, которые могли бы помешать, например, Бальзаку тщательно изучить повседневную деятельность изобретателей, крестьян, помещиков, военных, политиков, биржевиков, адвокатов, аббатов, врачей и т.п.

Совсем с иным положением мы сталкиваемся в середине и второй половине XX в. Попробуйте вспомнить по-настоящему сильный и правдивый фильм (или роман) о людях науки. Сейчас, с развитием компьютерных технологий, больше появляется художественных произведений, демонстрирующих успехи научно-технического прогресса, но именно демонстрирующих, - сами ученые сравнительно редко становятся героями этих произведений, или, во всяком случае, о специфике их мироощущения и профессиональных интересов мы узнаем немногое. Может быть, вопрос об этой специфике и не самый существенный, но все-таки хотелось, чтобы о людях науки, о научное творчество полнее и точнее рассказывалось в искусстве.

Лучшим фильмом об этих людях остается, на мой взгляд, картина М. Ромма (он и автор сценария совместно с журналистом Д. Храбровицким) "Девять дней одного года"(1962 г.) Но примечательно, что фильм вызывал определенные возражения тех, кому он посвящен. И возражения справедливые: с точки зрения чисто профессиональной исходная посылка сюжета несколько нарочита, - по условиям труда в современных лабораториях Гусев не мог так сильно и тотчас облучиться, как это дано в фильме. А если и мог, то тогда следовало бы показать более точно и полно возникшую нештатную ситуацию, которая поразила лишь одного человека.

Тем не менее, это не колеблет высокой оценки картины, ибо в ней поставлены важные и глубокие человеческие проблемы личной ответственности ученого за свое дело. И эстетическая сила фильма настолько значительно, что зритель зачастую и не замечает в нем "производственных" накладок.

Однако, наверное, подобных накладок и лучше не допускать. При прочих равных условиях, художественное произведение лишь выиграет, если в нем оптимально достоверно будет воплощен рассматриваемый жизненный материал. Напомню, что такой достоверности требует и эстетика документализма.

Говорят часто, что художника должны интересовать люди, а не машины. Верно. Скажу более. Вполне возможно и оправданно существование таких произведений, в которых фиксируется и анализируется, главным образом, общечеловеческое начала вы мыслях, чувствах и поступках людей, к какой бы профессии они не принадлежали. Собственно, такие произведения и преобладают абсолютно в современном искусстве, как отечественном, так и зарубежном. Но не лежит ли порою магистральный путь к "человеческой" сущности индивида через всестороннее познание круга его важнейших дел, повседневных занятий, которые накладывают нередко на него неизгладимый отпечаток, формируют его личность?

***

Представляется, что Губенко ощутил своего рода закрытость потенциальных своих героев, когда начал прикидывать возможность поставить фильм о современных физиках. Что скажешь о них нового после картины Михаила Ильича Ромма? Впрочем, я не знаю, сопоставлял ли Губенко свои замыслы с этой картиной, но ясно, что он честно и трезво сказал себе: жизнь физиков не мой предмет, не моя тема. А если, размышляет он вслух, споря и самим собой, и с неведомым нам оппонентом, профессиональные занятия человека вообще не являются предметом искусства?