Александр Быков - Эпоха Куликовской битвы

Попробуем представить себе, как все было на самом деле.

Итак, летом 1382 года Тохтамыш идет изгоном на Русь. Он старательно скрывает свой поход, но тем не менее и новгородско-суздальский, и рязанский, и московский князья узнают о нем заблаговременно. Значит, этот поход скрывался не от них, а от Ягайло.

Мало того, в июле 1382 года литовский князь Кейстут с армией уходит из Вильно и начинает осаду Новгорода-Северского, принадлежащего Дмитрию Корибуту — стороннику Ягайло. Взгляните на карту: Кейстут уводит свои войска с линии Витебск — Вильно, словно бы специально открывая запертому в Витебске Ягайло путь на столицу! Видимо, он надеялся, что Ягайло задержит Андрей Ольгердович, вернувший себе к тому времени Полоцк. А Новгород-Северский — идеальное место для того, чтобы объединиться там с союзными армиями Дмитрия Ивановича и Тохтамыша — он равноудален от московских и ордынских владений.

Для того чтобы убедиться в том, что Тохтамыш шел не на Москву, а к Новгороду-Северскому, достаточно проследить маршрут его движения.

Дмитрий Иванович, узнав о том, что Тохтамыш уже выступил, тоже начинает собирать свою армию. И собирает ее, и выступает из Москвы навстречу Кейстуту и Тохтамышу, чтобы, объединившись, расправиться с Ягайло и всеми его соратниками в Литве.

Прекращение литовской экспансии на восток, православная (или, по крайней мере, не католическая, не папско-польская) Литва, дружественная Московскому княжеству и Орде, а то и зависимая от них, — вот цель этого совместного похода. И она была вполне осуществима. Но…

Заговором против Дмитрия Ивановича руководят два лидера — литовский князь Ягайло Ольгердович и князь Дмитрий Константинович Нижегородский. Цели этих лидеров совпадают лишь частично.

Дмитрий Константинович видит себя во главе Московского княжества — не великим князем, так регентом при наследнике. Он, видимо, рассчитывает, что убрав стоящего у всех заговорщиков поперек горла Дмитрия Ивановича, сможет быстро водворить в Москве порядок и уладить отношения с Ордой (благо сам царь Тохтамыш в этот момент будет близко — в Новгороде-Северском). Легитимизировав таким образом переворот, Дмитрий Константинович смог бы продолжить начатый Дмитрием Донским совместный поход Москвы, Кейстута и Тохтамыша против Ягайло. Либо, если это ему будет выгодно, уклониться от участия в этом походе, сославшись на нестабильность в Москве. Таким образом, программа Дмитрия Константиновича — это в первую очередь смена лидера. Но в то же время это и программа сохранения целостности государства и продолжения почти такой же внешней политики.

Для Ягайло же смерть или смещение Дмитрия Ивановича — не главная цель. Его более устроил бы не быстрый дворцовый переворот, а длительная смута в Северо-Восточной Руси, усиление Тверского и Рязанского княжеств, смена правящей великокняжеской династии. Ему нужна слабая, разваливающаяся Московия, ориентированная на Литву и на Запад, а не на Орду и Восток. По действиям Ягайло трудно понять, знал ли он о готовящемся походе Тохтамыша на Литву. Даже если и знал, вряд ли бы это что-нибудь в его действиях изменило.

Наверняка большинство заговорщиков о походе Тохтамыша не знали, иначе бы они не решились на мятеж, отложили бы его до лучших времен. Такое незнание неудивительно. Присутствие на театре военных действий армии Тохтамыша сильно изменяло соотношение сил. Подобную информацию во всех войнах, во все времена принято скрывать до последнего момента. О быстром приближении Тохтамыша знали лишь единицы — Дмитрий Иванович, Дмитрий Константинович и их самые близкие подручники. Собиравшейся в поход армии было объявлено: «Идем на Литву». Может быть, что-то уточняли, но вряд ли это «что-то» выходило за рамки туманного: «Татары обещали помочь».

Обычно столь важные и опасные мероприятия, как восстание, бунт, мятеж, откладываются до последнего, крайнего срока, потому что в обстановке подозрительности, секретности, недисциплинированности, ажиотажа всегда что-то не готово. Поэтому время такого выступления чаще всего обусловлен не волевым решением руководителя, а каким-то экстренным внешним событием, обозначающим, что дальше тянуть нельзя, что «промедление смерти подобно». Так и здесь — наступил крайний срок. Московские силы были собраны, извещены, против кого они идут, и уже выступили из города в поход. Подвернулся удобный случай расправиться с Дмитрием Ивановичем подальше от надежных стен кремля. В то же время, если бы москвичи вступили в столкновения с войсками Ягайло, если бы была захвачена первая добыча, пролилась первая кровь, была одержана первая победа, то заговор развалился бы сам собой, так как его участники оказались бы в составе обеих враждующих сторон. Вот поэтому-то и произошел тот военный совет, на котором «обретеся в князьях розность».

Интересный вопрос: присутствовал ли Дмитрий Константинович на этом военном совете? Его репутация ловкого политикана позволяет предположить, что нет. Наверное он неожиданно «захворал», или, что еще более вероятно, спешно поехал навестить князя Владимира Андреевича Хороброго. Где тогда находился сам Владимир Андреевич, тоже не вполне ясно. Скорее всего, уже тогда был «Владимир на Волоке, а мать Владимирова и княгиня в Торжку».

Взгляните на карту, и вам станет понятно, что делал Владимир Андреевич со всей своей военной силой в Волоке Ламском. Этот город как раз на стыке границ Московского, Тверского княжеств и литовских владений Ягайло, так что, вероятно, задачей князя было проводить наблюдение, разведку и в случае чего принять первый удар по Москве, исходящий из Витебска или из Твери. Дмитрию Константиновичу было как раз очень удобно съездить к Владимиру, проверить, все ли на границе в порядке. Тем самым он мог обеспечить себе алиби на случай, если мятеж окажется неудачным, а заодно и посмотреть на реакцию на мятеж Владимира Андреевича, который, кстати, был женат на дочери Ольгерда Елене и приходился шурином Ягайле. То, что Владимир Андреевич вывез жену из Москвы и мать из Серпухова в Торжок (город, враждебный Твери и нейтральный к Москве), подальше от разворачивающихся событий, говорит о том, что Владимир обладал какой-то информацией и поэтому обезопасил свою семью. Но он не принял участия в конфликте, не поддержал ни одну из сторон, так как не хотел участвовать ни в мятеже, ни в его подавлении.