Андрей Бугаев - День «N». Неправда Виктора Суворова

И если наши альпинисты, сбросившие вражеские штандарты с Эльбруса, — герои, то те, кто их туда водрузил, — разве нет?

Так что же, делать вид, что всего этого не было?!

Тем более что мы-то в главном, в определяющем не уступили. Не постояли за ценой...

Ловлю себя на мысли, как мало знаем мы об этой вой­не . Она ведь не только в расстановке войск, озарениях и ошибках принимаемых решений. Не только даже в наступательных и оборонительных, удачных и катастрофически проигранных сражениях.

Война в жизни, быту, чувствах и ощущениях солдатских. Как оно было все на самом деле там, в окопах. Когда нужно было вставать во весь рост и с винтовкой наперевес идти вперед под пулями навстречу таким же фронтовикам и знать, что, если не убьешь ты, убьют тебя! Когда месяцами жили в землянках, а то и под от­крытым небом, в окопах, где вода — по колено. Когда, упершись, держали клочок земли, несколько разрушенных, горящих кварталов, и выстояли, и выстрадали перелом. Когда месили грязь в несчастливом весеннем наступлении, а немцы собрались с силами и ударили... Когда в последние дни, уже победив, продолжали умирать...

В этом смысле воспоминания лейтенанта-взводного и даже рядового пехотинца представляют не меньший интерес, чем работы крупных военачальников. К сожалению, даже лучшие, наиболее объективные и правдивые труды грешат заданной временем субъективностью. Цензура, в еще большей степени самоцензура, не могла не выхолостить из них все то, что не вписывалось в официальные представления. Не только все «негативное», но и любые проявления человеческого естества вымарывались беспощадно. И получалось, что, когда из двух дивизий одна в панике бежала, оголив фронт, а другая, приняв бой, погибала под бомбами, под гусеницами врывающихся в боевые порядки танков, считалось, что обе - «вышли из боя». Когда тысячи безоружных красно­армейцев рассеивались по хуторам и толпами сдавались в плен, а сотня-другая, с винтовками, окопавшись вокруг «бэтушек», отстреливались до последнего, пропавшими без вести объявляли всех.

И из-за плотных штор официоза лишь проглядывала окопная правда , которая одна только правдой и остается.

И если не сейчас поделиться фронтовикам своей памятью, своим восприятием войны, рассказать не о том, как должно было быть, но как было , не придумывая, не приукрашивая ничего, ничего, пусть даже вызывающего чувства стыда, не скрывая, то когда же?

Боюсь только, что пройдет десяток лет, и мы лишимся этой возможности.

На этот раз уже навсегда.

г. Ростов-на-Дону, 1997—2000 гг.

Примечания

1 Суворов В. День М, с. 12.

2 Называя тех, кто разделяет его взгляды, «выдающимися историками», авторами «великолепных книг», врагов В. Суворов, мягко говоря, не жалует. Вот его собственные слова: «Защищая свою идею, я был вынужден огрызаться, обижать и оскорблять противников и оппонентов, а иногда - рвать глотки» (Суворов В. Ледокол, с. 7). Большинство советских генералов - участников войны он представляет как лгунов, пытающихся скрыть наши агрессивные устремления. Академик В.А. Анфилов, по его мнению, «всю жизнь молол чепуху» (Суворов В. Последняя республика, с. 450). Генералу армии M.A. Гарееву посвящены следующие строки: «Вопрос: а как же он ухитрился окончить две военные академии, да еще и с золотыми медалями? Что это: стандартный уровень выпускников Военной академии имени Фрунзе и Военной академии Генерального штаба? Или, может, генерал армии Махмут Гареев просто купил дипломы, медали, ученые степени и звания, воинские звания и медали?» (там же, с. 451). В том же духе - о Мерцалове, Кривошееве, Золотареве, Городецком, который «совершенно бессовестно лжет» (там же, с. 465). Волкогонова же В. Суворов расспрашивает с пристрастием, будто следователь на допросе: «Теперь расскажите, генерал-полковник, почему вы принимали участие в написании этой гадости?.. На чью мельницу воду льете, Дмитрий Антонович?.. И почему?» (там же, с. 463).

И такое отношение к «братьям-историкам» — не потому, что они «путают военные термины» или «не знают таблицы умножения» (там же, с. 452), а просто имели неосторожность идеи В. Суворова подставить под сомнение. А товарищ просто уважает оппонентов по-своему.

3 Дело ведь не только в том, что человек, принимающий судьбоносные решения единолично и бесконтрольно, может ошибиться . Просто все его действия служат защите лишь его личных, и ничьих более, интересов. Армия, страна... история становятся не более чем орудиями его деяний, если хотите, предметами обихода. А люди - бессловесными винтиками огромного бессмысленно жестокого механизма.

4 За что ни бралась отечественная бюрократия, все рассыпалось, все вали­лось из рук. Ради того, чтобы чиновничество имело возможность разворовывать тысячи, исчезали бессмысленно и бесследно, просачивались, будто вода в песок, многие миллиарды. Взрывались электростанции, тонули подводные лодки, а БАМ и Афганистан, разложившие Союз, не смогла вытянуть даже нефть Западной Сибири.

5 Суворов В. День M, с. 10.

6 Там же, с. 16.

7 Суворов В. Последняя республика, с. 28.

8 Хрущев Н.С. Воспоминания, с. 95,96.

9 Неприятно все же думать, что огромным государством мог безраздельно управлять всего лишь серый озлобленный человек с поведением и симптомами параноика. Да только в том-то и беда наша, что... смог.

10 Хрущев Н.С. Воспоминания, с. 97,98.

!!Между тем вот что говорит об этом Жуков: «...я поехал на Центральный аэродром посмотреть, как идет подготовка к параду. Там встретил сына Сталина Василия. Он отозвал меня в сторону и рассказал любопытную историю:

- Говорю вам под большим секретом. Отец сам готовился при­нимать Парад Победы. Но случился казус. Третьего дня во время езды от неумелого употребления шпор конь понес отца по манежу. Отец, ухватившись за гриву, пытался удержаться в седле, но не сумел и упал. При падении ушиб себе плечо и голову, а когда встал — плюнул и сказал: «Пусть принимает парад Жуков, он старый кавалерист» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 3, с. 308). Что, маршал все это выдумал? И если да, то зачем? Чтобы, как утверждает В. Суворов, задним числом скрыть нашу подготовку к внезапному нападению? Могли Жуков пред­ставить себе, что кому-либо когда-либо придет в голову связать начало войны с падением Сталина в манеже? Впрочем, у вождя могли быть и иные причины перепоручить проведение Парада Победы Жукову. Он, к тому времени — полубог, не мог, подобно простому смертному, быть действующим лицом, а должен был, загадочный и неприступный, лишь наблюдать со стороны. Одна лишь мысль, что падение может повториться на параде , исключала его участие.