Юрий Сенкевич - Их позвал горизонт

Герои арктических рассказов Джека Лондона с детства входят в нашу жизнь. Но все они, красивые, мужественные, удачливые, только вымысел. А как много героических страниц в подлинных дневниках полярных путешественников!

Дневник Скотта не блещет изяществом стиля, да он и не предназначался для публики. Но в дневнике есть то, что важнее литературных красот, правда жизни. И еще — величие человека.

Когда умирал Эдгар Эванс, когда умирал Лоуренс Отс, никто не предложил использовать шанс простой и бесчестный: оставить больных, чтобы попытаться выжить.

"Некто Скотт" мог по праву гордиться: "Мы выполнили свое задание, достигнув полюса, и сделали все возможное вплоть до самопожертвования, чтобы спасти больных товарищей".

Перед смертью, уже потеряв надежду, трое еще остававшихся в живых писали письма родным, близким.

Уилсон жене: "Мы боролись до конца, и нам не о чем жалеть. Все хорошо".

Боуэрс матери: "Замечательно умереть с такими товарищами, как у меня… и ты должна знать, что конец был спокойным, все равно как сон на морозе".

Скотт жене: "Я полагаю, что шансов на спасение нет. Мы решили не убивать себя, но бороться до конца, пробиваясь к этому складу, но в борьбе этой наступил безболезненный конец… Заинтересуй мальчика естественной историей, если сможешь; это лучше, чем игры… Больше всего он должен остерегаться лености, и ты должна охранять его от нее. Сделай из него человека деятельного… Как много я мог бы рассказать тебе об этом путешествии! Насколько оно было лучше спокойного сидения дома в условиях всяческого комфорта! Сколько у тебя было бы рассказов для мальчика! Но какую приходится платить за это цену!.. Скажи сэру Маркхему, что я часто его вспоминал и ни разу не пожалел о том, что назначил он меня командовать "Дискавери"…"

Скотт соотечественникам: "Если бы мы остались в живых, то какую бы я поведал повесть о твердости, выносливости и отваге своих товарищей!

Мои неровные строки и наши мертвые тела должны поведать эту повесть…"

Восемь месяцев спустя специальная спасательная партия нашла полузасыпанную снегом палатку, нашла их тела.

"Мы отыскали все их снаряжение, — писал доктор Аткинсон, — и откопали из-под снега сани с поклажей. Среди вещей было 35 фунтов очень ценных геологических образцов, собранных на моренах ледника Бирдмора. По просьбе доктора Уилсона они не расставались с этой коллекцией до самого конца, даже когда гибель смотрела им в глаза, хотя знали, что эти образцы сильно увеличивают вес того груза, который им приходилось тащить за собой.

Когда все было собрано, мы покрыли тела наружным полотнищем палатки и прочли похоронную службу. Потом вплоть до следующего дня занимались постройкой над ними огромного гурия. Этот гурий был закончен на следующее утро, и на нем поставлен грубый крест, сделанный из двух лыж…

Одинокие в своем величии, они будут лежать, не подвергаясь телесному разложению, в самой подходящей для себя могиле на свете".

Теперь, конечно, и гурий, и крест давно уже ушли под снег. Их тела лежат в толще ледника Антарктиды.

А на мысе Хижины, на вершине Наблюдательного холма, установлен девятифутовый крест из австралийского красного дерева. На нем — пять фамилий, ниже, как эпитафия, — строка английского поэта. По-русски она звучит так: "Бороться и искать, найти и не сдаваться".

Теперь, десятилетия спустя, кажется надуманным ажиотаж гонок к полюсу. Не так уж важно, кто был первым. И норвежцы, и англичане одержали победу, только англичане заплатили за нее жизнью. И как признание их общей победы научно-исследовательская станция на Южном полюсе носит название "Амундсен — Скотт".

Десятки стран сотрудничают сегодня в исследовании Антарктиды континента без государственных границ, континента мира и дружбы.

"Капитан стал у штурвала…"

Такой фразой можно было бы начать увлекательный морской роман, а у нас документальный рассказ. Место и время действия определены: Екатерининская гавань, Александровск, 1912 год, 26 июня по старому стилю, 9 часов вечера.

Но единственное сохранившееся описание отплытия "Геркулеса" действительно начинается именно так: "Капитан стал у штурвала…"

Был теплый летний вечер. Полный штиль. Незакатное солнце висело над горизонтом, словно прочерченным по линейке.

Никто не знал, что им не суждено вернуться.

"Прощайте! Счастливо!" — неслось со всех сторон. "Вперед!" скомандовал капитан…

Имя капитана — Александр Степанович Кучин. Родился в 1888 году, скончался в 1913 (?). Знак вопроса необходим — точная дата, место и обстоятельства гибели все еще не известны.

В 1912 году, когда ему еще не исполнилось двадцати четырех, стал Александр Кучин капитаном "Геркулеса". Многое ли можно успеть к этому возрасту? Оказывается, многое!

Два острова в Арктике названы именем Кучина, в Антарктиде — ледник и пик. Имя его носит учебное судно Архангельского мореходного училища.

В Онеге, маленьком городке на берегу Белого моря, совсем недавно были еще живы старики-поморы, которые помнили его. Один из них, рассказывая о Кучине, вздохнул: "Если б не погиб, вторым Ломоносовым мог бы стать".

Может быть, излишне пристрастен старый помор?

В 1910 году, когда экспедиция Руала Амундсена готовилась отплыть на "Фраме", газета "Моргенбладет" писала: "В числе национальной норвежской экспедиции… среди других ее участников состоит уроженец Архангельской губернии А. С. Кучин… Кучин включен в состав экспедиции вопреки постановлению стортинга, который высказался за то, чтобы она носила исключительно норвежский национальный характер… Такое нарушение организатором экспедиции пожелания стортинга было сделано ввиду исключительных способностей и таланта А. С. Кучина в области океанографии".

К сожалению, за всю свою недолгую жизнь капитан Кучин не успел опубликовать ни одной статьи. Дневники, которые он вел в экспедиции Амундсена, были украдены в Буэнос-Айресе. Сохранилась только небольшая их часть — за август — декабрь 1910 года.

По письмам, немногим документам, воспоминаниям друзей, по рассказам его сестер удается в какой-то мере восстановить жизнь и облик Александра Степановича Кучина…

"Море нас поит, кормит, море и погребает", — говаривали в старину поморы.

Суденышко деда, беспалубную шняку, настиг жестокий шторм у берегов Мурмана, и отец Александра рос сиротой. Когда исполнилось ему девять лет рано взрослеют поморы, — подался он туда же, на рыбные промыслы.

Зуй, зуёк (была тогда такая "специальность") — это мальчик на подхвате. Но главная его обязанность — насаживать мелкую рыбешку на крючки многокилометрового яруса. Исколотые пальцы коченели в холодной воде, от качки, от усталости ныло все тело… Хорошую морскую школу прошел Степан Григорьевич — зуёк, матрос, шкипер, капитан. И сына своего он с детства повел по ступеням этой же суровой школы. К шестнадцати годам Александр побывал уже на Мурмане, на Новой Земле, на Шпицбергене, плавал в Белом, в Баренцевом, в Карском, в Норвежском морях.