Элизабет Бартон - Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира

Даже Бэкон с одобрением относился к этой идее. На самом деле, в его описании королевского сада (а под этим он подразумевал сад площадью около тридцати акров) холм занимал центральное место. «Я хочу, — твердо заявлял Бэкон, — чтобы в центре был прекрасный холм с тремя подъемами и аллеями, достаточно широкими, чтобы по ним в ряд могли идти четыре человека; сам холм должен быть совершенно круглой формы, без всяких насыпей или выступов, высотой в тридцать футов, а наверху его должен быть красивый дом для банкетов с несколькими аккуратными трубами». Из этих слов можно понять, что не все холмы, украшавшие елизаветинские сады, имели круглую форму и что Бэкону, возможно, приходилось видеть холмы с насыпями, выступами, различными украшениями и добавлениями, даже не поддающимися описанию.

Генрих VIII со свойственной ему расточительностью построил в Хэмптон Корте огромный холм, на вершине которого была возведена великолепная беседка. И в самом деле, ни один изящный сад того времени не мог считаться законченным, если в нем не было летнего домика или павильона, а в Лондоне это стало просто идеей фикс. Она, скорее всего, также пришла с Востока, где павильоны были существенной и необходимой частью любого парка или сада, прекрасными и изящными, раскрашенными в невероятные цвета, словно бабочки, от названия которых и произошло само слово «павильон». Описание семидневного пира в саду дворца Артаксеркса в Сузах было хорошо известно жителям той эпохи по Книге Эсфири.

В эпоху Тюдоров большие садовые павильоны часто сооружали для того, чтобы устраивать там пиршества, и нам известно, что один из них в Теобальдсе использовался, скорее всего, именно для этих целей, поскольку там был огромный стол из черного базальта. Это была очень красивая полукруглая беседка, и в ее нижней части, помимо стола, находились изображения двенадцати римских императоров, выполненные из белого мрамора. В верхней части были установлены «резервуары из свинца, очень подходящие для купания» (82) , которые летом наполняли водой.

В Горэмбери, в саду сэра Николаса Бэкона, лорда — хранителя большой государственной печати и отца Френсиса и Энтони, был построен домик для банкетов так называемых скромных пропорций, или беседка. Впрочем, он не мог быть очень маленьким, потому что на его внутренних стенах были изображены семь свободных искусств, а над ними, образуя своего рода фриз, нарисованы ученые мужи различных эпох, преуспевшие в каждой из наук. Пифагор, Стифелий и Бюде представляли арифметику, а вот изображения Роберта Рекорда, известного математика и придворного врача Эдуарда VI и Марии Тюдор, там не было, хотя он и написал самый ранний английский трактат по алгебре и изобрел знак равенства. Аристотель, Порфирий и Джон Сетон изображали логику. Музыку прославляли Арион, Терпандр и Орфей, что довольно странно в век, столь богатый национальными композиторами и музыкантами. Грамматику восхваляли Донат и Лили. Риторика была представлена Цицероном, Квинтилианом и Демосфеном. Над геометрией были изображены Архимед, Евклид, Страбон и Аполлоний Пергский. И наконец, астрология, под которой подразумевали астрономию, была прославлена Региомонтаном, Коперником и Птолемеем — как видим, доктора Ди среди них не было. Когда королева посетила Горэмбери, то чрезвычайно заинтересовалась этим «скромным» павильоном и особенно той частью, где была изображена астрономия, и сэр Николас, к ее большому удовольствию, развлекал ее рассказами об этой науке.

Беддингтон-хауз в графстве Суррей был известен благодаря фруктовому саду и первой в Англии оранжерее. Была здесь и знаменитая беседка, верх которой был расписан картинами, изображавшими Армаду, а внутри помещался стол из красного и белого мрамора.

Такие беседки могли позволить себе только богатые люди, менее обеспеченные устанавливали узкие колонны, поддерживающие крышу. Еще более простые беседки — bower — состояли из деревянных столбов с крышей, иногда их обносили решеткой, которую обвивали растения: жимолость, жасмин и вездесущая огненная фасоль.

Ни один сад не мог считаться совершенным, если в нем не было фонтана или какого-то водоема. Многие англичане были в восторге от декоративных бассейнов, но только не Бэкон, считавший их приманкой для мух и лягушек. Ратгеба, секретаря герцога Вюртембергского, глубоко впечатлили не только сады Хэмптон Корта — «в некоторых из них рос только розмарин, другие были заполнены разнообразными растениями, которые переплетались между собой, обвивали изгороди и беседки и, искусно подстриженные, принимали такие удивительные формы, что с трудом можно найти что-либо похожее на них», — но и «великолепный высокий и массивный фонтан с оригинальным гидротехническим сооружением, с помощью которого вы при желании сможете облить водой дам и любого, кто будет стоять рядом, так что они промокнут до нитки».

Ратгеб сообщил, что Ее Величество с удовольствием проводила время в этом саду, но ни словом не обмолвился о том, поддался ли герцог, обладавший типичным для тевтонцев бурным темпераментом, искушению облить водой присутствовавших в саду дам. Такие фонтаны, без сомнения, были редкостью: еще один находился в Уайтхолле, а другой — в Нонсаче. Фонтан в Нонсаче имел вид мраморной пирамиды, в которой было скрыто несколько труб, так что они «разбрызгивали воду на всех, кто находился в пределах их досягаемости» (83) . Фонтан в Уайтхолле был замаскирован под солнечные часы, и любой неосторожный посетитель, которого просили посмотреть время, мог попасть под душ. На некотором расстоянии от фонтана находилось небольшое колесо, повернув которое, в действие приводили скрытый механизм, и вода извергалась из циферблата. Это, должно быть, доставляло шутникам огромную радость, особенно в холодную погоду.

Но кроме таких фонтанов-розыгрышей были и другие, удивительные и прекрасные, и при этом совсем безобидные. В Кенилворте соорудили большой восьмиугольный бассейн, в котором бил фонтан и плавали карпы. Края бассейна были богато украшены изображениями Протея и его морских быков, Фетиды в колеснице, запряженной дельфинами, Нептуна и Тритона, а также китов, осетров, моллюсков и другими «морскими» узорами. В центре бассейна возвышались фигуры двух атлетов, стоящих спина к спине, которые держали шар с геральдической эмблемой Лейстера.

В уединенных садах Нонсача можно было увидеть два изысканных фонтана. На одном из них вода изливалась из птичьих клювов, а второй — в той части парка, которая носила название «роща Дианы», — представлял собой струю воды, льющуюся из оленьего рога, который держали в руках богиня и ее нимфы. Скульптуры для фонтана делали не только из мрамора, но также и из свинца, покрытого позолотой.