Владимир Бешанов - Кадры решают все: суровая правда о войне 1941-1945 гг.

Вот только за всем разве углядишь. Даже насквозь сталинский по духу «Военно-исторический журнал» упомянул о «неэффективно истраченных финансовых средствах». О чем это? О том, что в 1934–1936 годы «практически все сходившие с конвейера танки были устаревшими», на производство металлолома израсходовали почти два миллиарда рублей, «что сопоставимо со всеми расходами на образование в СССР в этот период».

К примеру, за эти три года наклепали более 3600 двухместных плавающих танков Т-37А и Т-38 с лобовой броней 8 мм, двигателем в 40 «лошадей», вооруженных одним 7,62-мм пулеметом (вообще они стояли в производстве с 1933 по 1939 годы). Как показал опыт боевых действий в Польше и финской кампании, эти пулеметы на гусеницах тонули охотнее, чем плавали, а на пересеченной местности отставали от пехоты и были «не способны ходить по мало-мальской грязи». Тем не менее, «разведчики», пригодные только к парадным прохождениям, состояли на вооружении до 1941 года и сгинули абсолютно без всякой пользы, как будто бы их и не было. Ни один танкист не оставил мемуаров: «Я воевал на Т-37».

Или к чему было производить 11.000 танков Т-26 с противопульным бронированием? Да просто потому масштабы были такие — социалистические, страна большая. Вон, Жуков будет жаловаться, что ему не хватает 25.000 танков новейших конструкций, и получит эти танки. Как всякий диктатор, Сталин имел склонность к гигантомании, ему нравились армады танков и самолетов. Он понимал, что для победы всего надо много: сто тысяч боевых машин, сто тысяч бомбардировщиков, побольше химического оружия. [4] Четверть века спустя другой «верный ленинец» под бурные аплодисменты будет транжирить деньги бессчетно, пилить корабли, менять пушки на ракеты, откроет и закроет лунный проект; его объявят недоумком, зато Сталина — гением.

Трудно, однако, в 60 лет (юбилей гениального вождя и учителя всего прогрессивного человечества» отмечался в 1938 году), при немыслимой загруженности разными делами, не то, что вникнуть, а хотя бы понять суть таких проблем, как радиолокация, гидроакустика, радиосвязь, ракетостроение, криптография или, что за штука такая — деление урана? Проблема состояла в том, что принимать решения о вещах государственного значения больше никому не дозволялось, даже Георгию Константиновичу, хоть он и стал начальником Генштаба.

Давно стало банальным изречение — все генералы готовятся к прошедшей войне. На мышление Сталина и подавляющего большинства советских генералов наложили отпечаток, во-первых, нестандартный опыт Гражданской войны и, во-вторых, стереотип классового подхода.

Саму войну Иосиф Виссарионович считал менее сложным делом, чем коллективизация — главное, досконально подготовиться и правильно расставить кадры. Военных профессионалов он всерьез не воспринимал. Весьма характерна сталинская телеграмма Ленину от 16 июня 1919 года:

«Морские специалисты утверждали, что взятие Красной горки с моря опрокидывает морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Красной Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на всё моё благоговение перед наукой».

С каждым новым годом уверенность Иосифа Виссарионовича в своих военных дарованиях только крепла. И то сказать, самые прославленные полководцы страны учились у него науке побеждать. «Я не могу хотя бы вкратце не вспомнить одного из классических уроков, который был дан нам с командной высоты царицынский полей великим стратегом классовых битв товарищем Сталиным». Так умилялся маршал А.И. Егоров (1883— 1939), сам командовавший фронтами и руководивший проведением стратегических операций. Но куда Егорову до «гиганта мысли»: «Боевые операции, проведенные товарищем Сталиным, неизгладимым уроком стоят в нашем сознании как образцы классического военного искусства эпохи Гражданской войны».

Очень важной задачей Сталин считал, в преддверии Большой войны, наведение полного «порядка» в доме, то бишь, превращение СССР в единый военно-трудовой лагерь, сцементированный верой и страхом.

Поэтому 15 мая 1935 года он создал еще один орган, о котором до сих пор мало кто знает — Особую комиссию Политбюро по безопасности — для руководства делом ликвидации пресловутых «врагов народа». В состав комиссии вошли Сталин, Жданов, Ежов, Шкирятов, Маленков и Вышинский. Они руководствовались лозунгом: «Чтобы успешно бить врага на фронте, надо уничтожить сначала врагов в собственном тылу». Цель — обеспечить «морально-политическое единство советского народа».

Иосиф Виссарионович пятнадцать лет шел к вершине, преодолевая сопротивление реальных врагов, идейных противников, упирающихся и сомневающихся. Их происками он объяснял все трудности и все неудачи. Он привык искать врагов всюду и всюду их находил. Враги были среди «ленинской гвардии», правой и левой оппозиции, инженеров-вредителей, военных, дипломатов, народов-предателей и даже в собственной семье. Подобно якобинскому палачу Марату, он мог сказать: «Никакая земная сила не может помешать мне видеть изменников и изобличать их, вероятно, благодаря высшей организации моего ума».

Ленин рекомендовал убивать не только врагов, но и пособников, а также «могущих быть пособниками», «сомнительных и колеблющихся». Однажды начатое дело пора было довести до конца, а заодно — почистить ряды. Слишком много скопилось обиженных: отстраненных от кормила вождей, лишенных возможности властвовать военных, задвинутых на второй план «старых большевиков», «возомнивших себя незаменимыми» зазнавшихся и зажравшихся партийных вельмож, просто «шатающихся». Они переписывались, встречались, что-то обсуждали, а то и умышляли. Несомненно, были и такие, которые спали и видели товарища Сталина в гробу в белых тапочках.

Результаты голосования на съезде партии в 1933 году показали наличие скрытой оппозиции. Перед лицом новой опасности «верные ученики» еще теснее сплотилась вокруг Вождя. Летом 1936 года Сталин начал планомерную зачистку высшего эшелона партии. Николай Иванович Ежов (1895–1940), этот «кровавый карлик», уже примерял свои знаменитые рукавицы.

В результате кропотливого труда правильно ориентированных следователей НКВД вырисовывалась картина грандиозного заговора, опутавшего все государственные структуры. Во главе его стояли трижды исключенные из партии, осужденные на 10 лет заключения, но так и не разоружившиеся недобитки Зиновьев и Каменев. Тайные нити тянулись за границу, к Троцкому (к кому же еще?) «Заговорщики» уже осуществили убийство Кирова и теперь планировали захват Кремля, физическое устранение товарища Сталина и членов Политбюро, список прилагается. После чего в Москву въезжает Троцкий и «реставрирует капитализм».