Павел Курлов - Гибель императорской России. Воспоминания

Пребывание в Крыму и Гессен-Дармштадте было действительным отдыхом для Государя Императора и Его семьи. Заграничное общественное мнение проявляло полное сочувствие Российскому Монарху, и диссонанс вносила иногда лишь левая пресса, с которой тем не менее удавалось ладить далеко не полицейскими мерами.

Цикл высочайших путешествий моего времени закончился, к несчастью, преждевременной смертью П. А. Столыпина в Киеве, которая была результатом нарушения выработанной мной системы розыска.

Высочайшее пребывание в Киеве. Покушение на убийство П. А. Столыпина. Его смерть. Моя отставка. Усиленные на меня нападки. Расследование сенатора Трусевича. Предварительное следствие сенатора Шульгина. Рассмотрение дела в I Департаменте Государственного Совета. Разрешение его Высочайшей резолюцией.

5-го января 1913 года обер-прокурор уголовного кассационного департамента правительствующего сената объявил мне через полицию о воспоследовавшей высочайшей резолюции по делу по обвинению меня, состоявшего в распоряжении дворцового коменданта, полковника Спиридовича, и исп. Обязан. вице-директора департамента полиции, статского советника Веригина, в превышении и бездействии власти, допущенных нами при принятии мер охраны на киевских торжествах в конце августа и начале сентября 1911 года, последствием чего было убийство членом революционной партии Богровым председателя Совета Министров, статс-секретаря П. А. Столыпина, 1 сентября 1911 года в Киевском городском театре. На представленном Его Величеству журнале по этому делу I департамента Государственного Совета Государь изволил собственноручно начертать:

«Дело о генерале Курлове, полковнике Спиридовиче и статском советнике Веригине прекратить без всяких для них последствий».

В тот же день я послал дворцовому коменданту, генерал-адъютанту В. А. Дедюлину, телеграмму, прося его повергнуть к стопам Государя мою беспредельную благодарность и готовность служить Его Величеству, как служил в течение 35 лет Его державному отцу и деду. Через два дня дворцовый комендант прислал мне при своем письме мою телеграмму, на которой карандашом рукой Государя было написано:

«Благодарю. В верности службы генерала Курлова никогда не сомневался».

Таким образом закончились тяжелые для меня полтора года разных расследований и следствий.

К несчастью, и на этот раз повторилась старая русская пословица: милует царь, да не жалует псарь. Когда я обратился к министру юстиции с просьбой об опубликовании высочайшей резолюции, то получил ответ, что такое опубликование прямым законом не предусмотрено. Таким образом, правительство Коковцова находило возможным допускать против меня клевету в печати, караемую по уложению о наказаниях, т. е. на основании положительного закона, но не признало возможным допустить в той же печати столь важный для моего оправдания факт, хотя это и не было запрещено законом, но не нашлось закона, разрешающего обнародовать правду, выразившуюся в высочайшей резолюции.

В одном из первых заседаний Государственной Думы Милюков выступил с горячей речью по поводу убийства П. А. Столыпина. Между прочим он сказал, что это горестное для России событие (едва ли оно было горестным для Милюкова) случилось, несмотря на то, что генералом Курловым было истрачено на охрану в Киеве девятьсот тысяч рублей — казенных денег. В зале заседания присутствовал председатель Совета Министров В. Н. Коковцов, который, что особенно важно, был одновременно министром финансов. Однако он не счел нужным заявить, что им, министром финансов, было отпущено на охрану при высочайшем путешествии в Белгород, Киев, Чернигов и Овруч, а также на двухмесячное пребывание Государя в Крыму всего триста тысяч рублей, из каковой суммы, оставляя должность товарища министра внутренних дел, я сдал тридцать семь рублей. Из подробного представленного мной отчета и оправдательных к нему документов видно, что Милюков, говоря о расходах на киевскую охрану, для красоты речи прибавил втрое, а министр финансов, исходя, вероятно, из того же соображения, что и министр юстиции, что на восстановление истины нужен положительный закон, величественно промолчал и тем как бы подтвердил слова Милюкова.

Все это подтверждается журналом Государственного Совета, в котором зафиксировано заявление министра внутренних дел, удостоверившего только что приведенные цифровые данные, причем министр добавил, что из бывших в моем распоряжении сумм не израсходовано ни одной копейки на так называемые неподлежащие оглашению расходы, а всякий расход удостоверен надлежащими, требуемыми законом, оправдательными документами.

Весной 1911 года было решено, что Государь Император вместе с царской семьей в конце августа и начале сентября посетит Белгород, где предстояло открытие мощей святителя Иоасафа, Киев для присутствования на маневрах, Чернигов и Овруч, а затем отправится в Крым, где и будет иметь пребывание до начала декабря.

П. А. Столыпин испросил высочайшее повеление о возложении на меня высшего наблюдения за охраной с подчинением мне в этом отношении всех должностных лиц, к какому бы министерству они ни принадлежали, и с непосредственным подчинением меня дворцовому коменданту, а через посредство последнего — министру двора.

По примеру прежних лет я выехал немедленно, чтобы заранее на местах обсудить и наметить те мероприятия, которые будут признаны целесообразными, в сопровождении должностных лиц министерства внутренних дел, участие коих, с одобрения П. А. Столыпина, я признавал необходимым, причем дворцовый комендант командировал в качестве своего представителя полковника Спиридовича.

Казалось, все было подвергнуто обсуждению и решено, и я был крайне удивлен, когда накануне своего отъезда получил от П. А. Столыпина письмо следующего содержания: «Киевский генерал-губернатор, — писал мне Петр Аркадьевич, — сообщил мне, что он считает возложение на вас высшего наблюдения за охраной, во время высочайшего пребывания в Киеве, для себя оскорбительным и заключающим в себе указание на непригодность его к занимаемой им должности. Я хорошо знаю, что вы никогда при таких путешествиях не затрагивали самолюбия местных должностных лиц и никогда не стремились разыгрывать показную роль начальника. Я совершенно уверен, что при вашей предварительной поездке вы сумеете уладить с генерал-адъютантом Треповым это недоразумение и сообщить мне в „Колоноберже“, [14] Имение П. А. Столыпина. что все приняло в Киеве нормальное положение. Я не допускаю мысли, чтобы около охраны безопасности Государя Императора возникали трения на почве самолюбия между высшими чинами вверенного мне министерства».